– А как сейчас ваш почтенный отец себя чувствует? – спрашиваю я у доктора, разглядывая фото ветеранов войны с французскими колонизаторами, где лекарь Тхан Ван Хан, отец московского врача, стоит четвертым справа.
– Прекрасно! – говорит доктор Тай. – Ему 84 года, но он сильный и громко говорит молодым голосом. Вот только глаза все хуже видят — из-за химических ядовитых веществ, которые американцы распыляли во время войны…
– Оранжевое вещество! — уточняет переводчица по имени Линь Ти (речь идет об «Агенте Оранж», ядовитом диоксине, применяемом американской армией для уничтожения джунглей, из-за чего в ряде районов Вьетнама родились дети с генетическими отклонениями). И дает пояснение о планах по завозу трав:
– Доктор Тай хочет, чтобы наша клиника развивалась в Москве как центр восточной вьетнамской медицины. Он ведет переговоры о поставках сюда эксклюзивных вьетнамских трав и сборов, чтобы они продавались даже в аптеках. Но пока идет только проработка насчет таможни, насчет юрисдикции, необходимых разрешений и регистраций…
Опять насчет вьетнамской войны и мотиваций
Вьетнамский доктор Тхан Ван (Дык) Тай, родившийся в 1964 году в Ханое, мог бы – поверни судьба по-иному – и не сидеть сейчас в своей московской клинике в халате врача. В мае 1972-го, когда ему было всего восемь лет, весь его класс из 42-х учеников при бомбежке Ханоя «похоронила» — в прямом смысле этого слова — бомба с американского самолета-бомбардировщика B-52 (Boeing-52 Stratofortress – Стратосферная крепость). «Три года я жил и учился под землей. Как в метро», — говорит про детство доктор Тай. Когда майский бомбовый удар 1972-го года обвалил потолок подземного убежища, где занимался класс, соседи-вьетнамцы выкопали из земляной могилы 39 маленьких трупов и трех живых учеников.
– Когда люди нас вытаскивали, они думали: все умерли, — улыбается доктор Тай. — Но я вдруг открыл глаза! Сам этого не помню, очнулся в больнице…
– Хорошо, что выжили! Жалко товарищей-то было?
— Это было такое обыденное дело, что умирает человек. И каждый все время был готов, что завтра я, может быть, умру. Нет страха. Когда бомбили, я выходил из убежища смотреть, сколько бомб сбрасывали — один, два, три, четыре, десять, двадцать… Они, как арбузы, с самолетов падали. Там, там и там… Бомбы рвались и шевелилась земля… Но мы не боялись бомбежек