Звезды подмигивали ей с небес, серебристой размытой дорожкой протянулся над горизонтом млечный путь, потрескивали угли костра, где-то поблизости возились, укладываясь спать маганы.
Что осталось в ней от прежней Марины? Лишь желание помнить о той своей жизни.
– Как будто за стеклом все, – согласилась Гаитоэранта, укрываясь собственным плащом.
– Спокойной ночи, так кажется, принято говорить, – отозвался Кэрсо-Лас.
– Сладких снов, – усмехнулась Гаитоэранта, – если, конечно ветру могут сниться сны.
– Спокойной ночи, – засмеялась Марина.
Заснуть долго не удавалось. Скоро смолкли все скрипы и шорохи и лагерь потонул в тишине, даже полоумный сверчок заткнулся.
Из-за облака выкатилась непривычно большой и яркий диск луны, осветив все вокруг голубовато-серебристым светом. Звуки вдруг стали яснее, стало слышно, как бежит по камням вода, как хрустит под копытом оленя валежник, как где-то очень далеко плачет ребенок. Сознание уносилось прочь, к неприступным горным склонам, к берущей свое начало в тесном ущелье стремительной горной реке… пенные струи звали за собой, их смех эхом отдавался в ушах.
Сон настиг ее лишь, когда поблекли звезды и далеко на горизонте полыхнула нежно-розовым сиянием заря. Впрочем, это не помешало ей выспаться. Ее спутники не торопились, плотно позавтракали, наполнили позаимствованные у маганов бурдюки водой, набрали мешок диковинных фруктов и только после этого двинулись в путь.
Вождь маганов, не помня себя от счастья от того, что ему и его племени сохранили уши, свободу и право распоряжаться оставшимся имуществом, откомандировал в проводники двух лучших воинов.
Однако стойкости лучших представителей маганского народа не хватило и на половину пути. К вечеру оба спотыкались на каждом шагу, словно загнанные лошади, а когда решено было сделать привал, тотчас повалились в траву и заснули. Не так просто оказалось бежать весь день впереди «великих и ужасных», каждый шаг которых приравнивался к десяти шажкам маганов.
Конечно же, «великие и ужасные» это прекрасно понимали, потому и шли исключительно медленно, оттого к вечеру сохранили все силы.
– Мы так за год до этих горр не дойдем, – посетовал Маркиз, сладко потягиваясь, выгнув колесом спинку.
– Посади их себе на спину, – хмыкнул Кэрсо-Лас.
– Чазз, – фыркнул кот, не дав договорить, – если такой благодетельный, сажай их себе на горрб.