Райнхард и сам был рад списать появление черных теней, шепчущих ему на ухо разнообразные мерзости, на высокую температуру и расстроенное сознание. Если бы каким-то чутьем не понимал: они реальны. И ничего, что Кирхайс их не видит – тот просто не хочет их видеть. От этого они не становятся менее осязаемыми. А предводитель их всех – худой господин в черном плаще с костлявыми длинными пальцами, который способен оборачиваться и женщиной со злыми глазами – ничего не говорит, а только кладет свою руку на шею молодого человека, пережимая подушечками пальцев в сонную артерию, отчего сердце колотится, как бешеное, воздух кончается, и спазм сжимает гортань, и кажется, что приходит конец…
Его приходу всегда предшествовал озноб – словно кто-то проводил кубиком льда по позвоночнику. Райни не знал, как с ним бороться. Никакие удары, пинки, угрозы не отгоняли этого мрачного убийцу, обязавшегося закончить дело незадачливых наемников. Потому как он был не человек, а Райнхард с такими бороться не привык.
Райни и сейчас почувствовал, что незваный гость близко. Почти рядом. Пару часов назад, когда Кирхайс поил его, тот стоял за спиной друга, но подойти не осмелился, решив по какой-то своей прихоти оставить больного в покое. Нынче тот снова объявился рядом.
В голове у Райни всплыли латинские слова молитвы, когда-то прочитанной в одной из земных священных книг. Его влекло к этим книгам, а описываемые в них истории, верования и притчи, которые некоторые историки, особенно альянсовские, называли «сказками и мифами», казались неоспоримой истиной. Недавно в библиотеке Академии ему попалась увесистая книга в синей обложке, с серебристым тиснением. «Катехизис» – так она называлась. Автор не был указан – вместо него на обложке был изображен крест с причудливо переплетенным вензелем ICH. Книга показалась Райнхарду исчерпывающей и точной, как служебный устав – состояла из вопросов и ответов, достаточно исчерпывающих и понятных. И в ней приводились необходимые каждому христианину молитвы. Некоторые состояли из четырех строк, другие же были длиннее. Та, которую он собрался произносить, отложилась у него в памяти сразу, хотя и не была самой краткой.
– Pater Noster, qui es in caelis… – начал он тихонько. Фигура замерла у кровати Зига. Райни продолжал: