– Ты что, малец, не веришь мне?! – вопил крестьянин. – Думаешь, я по недомыслию затеял договор с тобой заключать? И вот сейчас, будто бы, испугаюсь греха неотмолимого и сбегу отсюда?
Антон махал руками:
– Какой договор? Что еще за грех неотмолимый? Вы, наверное, не в своем уме, да?!
– Смотри-и же, глупый неве-эра! – проблеяла жаба, вдруг сильно раздавшись в рост и ширину.
Фигура будущего купца совершенно пропала в огромном пузыре, чуть отсвечивающим желто-зеленым в лучах звезд. О, кажется, их стало больше, и сияют они еще ярче – небо усыпано блестящими точками, словно драгоценными камнями. Какая красота!
– Кирилл Владимирович, что это он делает? – потрясенно спросила рядом со мной Ковалева. – Может, Дормидонт и правда спятил?!
Я взглянула: ну и дела! Квакуха зачем-то рвала с себя ремень, опоясывающий рубаху. Ремень не поддавался – где ж его так просто не расстегнешь перепончатыми лапами! Жаба нетерпеливо квакала. Наконец кожаный поясок лег на землю. Земноводное принялось стаскивать рубашку.
– Э-э-э, Дормидонт Ильич, – хихикнул Антошка. – Вы решили поплавать? Я уважаю, конечно, Вашу закалку – но ведь уже осень. Вода, наверное, холоднющая – ух!
Скакуха бросила наземь рубаху. Лихо притопнув, скинула лапти и потянула с себя вниз штаны.
– Послушайте, уважаемый хлебороб, – забеспокоился Акимов. – Может, не стоит совсем-то заголяться? А если сюда девочки придут? Они ваще-то собирались, вместе с Земой и Кириллом Владимировичем! Неприлично же получится, Дормидонт Ильич! Верю я, верю, что Вы – крутой Супермен. В ледяном болоте запростяк купаетесь, как я дома в ванне. Эй, а это зачем?!
Жаба выворачивала наизнанку снятую одежду и вновь напяливала ее на себя. Вот земноводное, кряхтя, подняло с земли лапти, повертело их так и сяк. И надело: правый лапоть – на левую ногу, левый – на правую. Хлопнуло себя по лбу:
– О-о-ой, как же я забыл-то, бестолко-о-овый!
Дормидонт торопливо стянул один лапоть. Полез за пазуху, вытащил наружу нательный крест – он ярко блеснул в свете звезд. Потом человек-жаба зачем-то переложил крест из правой лапы в левую и, наклонившись, сунул его в лапоть. Довольно ухнув, снова обулся. Подошел вплотную к Акимову.
– Кирилл Владимирович, – в тревоге прошептала я, – что все это значит?
– Скоро поймешь, Ирина, – вздохнул скворец. – Потерпи еще немного. И даю слово: то, что произойдет, тебя не обрадует.