Я знала, что мы должны отказаться. Знала, но промолчала. Я могла понять желание уйти из нашей тили-мили-тряндии, уйти дальше вслед за теми, кого уже не вернуть, а не остаться навсегда ребенком.
Тело, в которое вселяют чужую душу, теряет способность к развитию и не подвержено изменениям. Этот мальчик никогда не вырастет, никогда не постареет и никогда не умрет. Его убьют. Может, через день, а может, через века. Визирг просто предлагает сократить этот срок.
Но понимать — это одно, а принять — совсем другое, особенно, если речь идет о смерти. Человек внутри меня это знал. Но молчал.
— Информацию за смерть. — Молодой целитель пожал детскую ладошку. — Сделка.
Мальчишка облегченно выдохнул. Впервые с того момента, как мы вошли, на бесстрастном детском лице появились эмоции, и губы чуть раздвинулись в улыбке.
— Информация, — сразу стал выполнять свою часть обязательств визирг. — Тур Бегущий исходил Бурый или, как говорят люди, Уральский хребет вдоль и поперек, иногда спускался на равнины. Здесь описан один случай из многих. — Тонкая рука указала на дневник. — Две стёжки у подножия Сосновой. Вепрева пустошь — глухой угол на двадцать дворов, где «никоих следов ушедших тута сродясь не видавши». И перевалочный пункт восточников, через который везут товары — «вломную клажу». Большая и маленькая стежки. Так почему Тур, спустившись с гор, прошел мимо широкого Подгорного к махонькой Пустоши?
— Восточная стёжка чуть в стороне, — пожал плечами Мартын.
— Ответ неверен, — строго сказал визирг. — Тур спустился, заночевал в Пустоши и вернулся по своим следам: «Подумавши, решил вертаться на тропу Висельника тем же ладом». А там, здравствуй, низшие, еще одна стежка, которую он умудрился не заметить, когда шел в первый раз. Подвий, что шел с закрытыми глазами?
— Он не знал, что там стежка. Может, не видел, не чувствовал, или не обратил внимания, — предположила я. — Тысячи шагов, легко пройти мимо.
— Ответ неверен, — повторил мальчик.
— Человек мог, но не нечистый, — фыркнула явидь. — Мы никогда не проходим мимо. Он нашел пустошь, но не смог унюхать более шумный и пахучий Подгорный? Бред.
— Следы, — дошло до меня. — Когда он шел в Пустошь, следов груза — «вломной клажи» — не было.
— А когда возвращался, были, оставленные «третьего дня». Но он провел на северной стёжке меньше двух суток. Как такое может быть? — удивилась змея.