– Некого мне больше просить… Нет у меня никого, кроме тебя!.. А те, кто знают меня, даже слушать не станут, сам понимаешь… Если не ты, то никто! – с давящей болью в груди, без свойственного ему притворства, откровенно, почти что с мужеством признавался полковник.
Петру Аристарховичу стало его жалко, и он оценил ситуацию. Он знал, каких усилий стоить признать унизительную для себя правду, и что на это не каждый способен. Но более всего удивился тому, что полковник пошел на такое унижение ради женщины – своей Людмилы.
– Ну, показывай, где там эта Лерка!.. – положив руку на плечо полковнику, произнес, улыбаясь, Петр Аристархович.
Они были ровесниками по возрасту. И если говорить о разнице в числе звезд на их погонах, нужно отметить, что это был именно тот случай, когда два подростка, учившихся вместе в одной школе, затем служивших в одной армии, окончивших одну школу милиции, одновременно устроившихся в правоохранительные органы, стояли на служебной лестнице на разных ступеньках. Объясняется это просто: Петр Аристархович не смотря на возможности быстрого продвижения по службе, которые Генерал К.
вполне мог устроить, добился всего сам, он шел по карьерной лестнице шаг за шагом, не прыгая через головы и никогда не забывая про неписаный кодекс чести офицеров. За это его и любили – за честь, которая для него всегда была гораздо важнее, чем выгода. Полковник Илья М.С. же был, напротив, другого склада. Он всегда руководствовался, в первую очередь, выгодой. Для него такие понятия, как честь, доблесть, достоинство, стояли на втором и даже на третьем месте. Разумеется, если представлялся удобный случай блеснуть перед руководством без какого-либо ущерба для себя, он с радостью играл спектакль. «Короли» были в восторге, но вот народ его не любил. Это сравнимо со спектаклем, в котором богатый, никогда не испытывавший нужды, голода, холода, страха актер играет бедного. Но самое главное заключалось в том, что зрителями такого спектакля были настоящие бедные. Они знали, как человек, испытывающий голод, по-настоящему корчится от боли в желудке, как выглядят глаза детей, просящих милостыню, и бездомных, страшащихся зимы, – обреченных на тяжелую, мучительную смерть. Зрители безошибочно могли определить своих собратьев по отличительной черте – чувству потерянной надежды, сидящему в каждом из них. Это чувство не просто не было свойственно полковнику, тут больше: услышь он в обществе про такое, не понял бы, о чем вообще идет речь. Но даже при этом никто и никогда не поверил бы, что полковник не ведает, потому как он – магистр обмана и перевоплощения – искусно используя свой ядовитый талант, демонстрировал перед слушателем полную осведомленность и создавал иллюзию эрудированного человека. А тем временем нищим не приходилось притворяться. Они как собратья по горю, сплотившись и изнывая в нужде, пытались выжить. Эта именно та категория людей, разочарованиям которых нет предела. Нуждающиеся, которые взывают к Богу, молят единственного, кто может спасти, а иные и намеренно забывают про него в отместку за то, что он их оставил…