Вот и сбылось её пророчество: вырос Семён, когда-никогда, Бог даст, с войны вернётся, радоваться бы, а на радость времени и не осталось. «Оженить бы его только успеть», – вздыхал Егор Иванович. Так повелось у них в последние годы: один о чём задумается, а другой уже о том говорит.
– Да нет же, Егор, стучат! Аль не слышишь?
Полина Сергеевна босиком по охладелому к утру полу пересекла комнату, сдвинула занавеску, спросила в окно негромко:
– Кто там?
За окном, чуть подсвеченный снегом, возник силуэт человека. Он приблизил лицо к стеклу и не вымолвил даже, а выдохнул:
– Мама…
Неслышимый его крик чуть не оглушил Полину Сергеевну.
– Сеня, сыночек мой! Егор, Егор, – Сеня!..
Егор Иванович уже чиркал спичку вдруг задрожавшими руками и всё промазывал мимо коробка. Наконец запалил фитиль лампы, всегда стоявшей на тумбочке у изголовья кровати, стал пристёгивать к культе деревяшку. И всё повторял ошарашенно:
– Семён… Надо же! Вот-те на!
Сели за стол в полутьме: лампу Семён отнёс на кухню, окном выходящую во двор и отгороженную от передней занавеской, простиранной до прозрачности:
– Не надо огня, батя, и так видно.
Полина Сергеевна металась от печи к столу и обратно, вдруг останавливалась среди комнаты, рукой с тряпицей унимая расходившееся сердце, и снова порывалась что-то забытое донести к столу.
– Сядь, мать, не мельтеши! – сказал Егор Иванович. Полина Сергеевна послушно опустилась на скамью подле сына, торопливо хлебавшего давешние щи. Подумала с жалостливой тоской: «Ай не кормят их там?». Спросила:
– Ещё налить?
– Спасибо, мама. – Ложку, облизав, положил на стол рядом с миской, как было принято в доме. – Мне бы закурить – страсть как курить хочется.
– Это можно, – обрадовался Егор Иванович, не вспомнив, что уходил Семён на войну некурящим. – Небось, отвык от нашего-то?
– Отвык, – согласился Семён. Он, как вошёл, так и сидел не раздеваясь, будто забежал на минутку, шапку только скинул. На ней – Егор Иванович пометил в уме – от красноармейской звёздочки одна вмятина осталась. Полина Сергеевна ладонью огладила влажный рукав шинели от плеча вниз, просунула пальцы под обшлаг гимнастёрки – и тепло ей стало. Семён вздрогнул, но руки не отнял.
Закурили – отец и сын, по очереди запалив самокрутки от угля из печки.
– Ну, как там? – спросил Егор Иванович.