Бог хочет помочь человеку, идет к нам извне, идет к нам изнутри, идет отовсюду – а мы воюем с Ним и с собой, думаем, что это враждебные силы восстали друг на друга, думаем, что это диссонансы звучат в нас. Имя такой слепой войне – суета. Поэзия измельчала, осуе-тилась – что-то мешает современному человеку вернуться к ее пророческому огню, который отвоевывает для нас свободу, выжигает в этом мире пепелище жизненной правды. В такой творческой и безоглядной свободе, всегда конкретной, всегда неповторимой, мы обретаем свою судьбу, она откликается нам. Каждый подлинный поэт играет с судьбой в высокую и трагическую игру.
Чем сказитель отличается от поэта, теоретика, теолога? Последние входят в мир критическим боком, собственным кризисом и кризисом своей общности. Сказителю дано открыть такие полюса и задеть за такую струну между ними, чтобы воздействовать на мир демиургически.
В свое время Пушкин сделал свое дело образцово. Его не опровергать нужно, но творить свое, сообразуясь с Языком, сообразуясь с Народом – народной поэзией. Приходит другое время – когда церковнославянская основа русского языка властно требует вернуть часть своих прав, когда эпос говорит правду и опровергает изолгавшиеся диалоговые жанры, когда «архаизация» поэтического языка неотделима от современного языкового мышления. Это время монологов сказителей – соловьев в лесу, отцовских сказов и материнских песен. Монологи эти переплетаются и сплетаются в единую песню мира.