– Привет, – выдавил с наигранным спокойствием. – Поехали куда-нибудь.
– Куда? – как ни в чем не бывало, брякнула Наташа, облагородив лицо обидчивой улыбкой.
– Все равно, главное – поехали. Туда, где никого нет, – мозжечок включился хронометром, отщелкивая секунды к спасению.
Она включила поворотник и выскочила на дорогу. Я обернулся. Явных преследователей не оказалась, а на задней полочке лежала коробка с «Чивасом».
– Откуда флакон?
– Папа забыл, – бросила девушка, всматриваясь в зеркало.
– Очень вовремя.
– Поехали ко мне.
Я не возражал. Теперь это было не важно. Я открыл эту дверь, и от меня уже ничего не зависело.
Через четверть часа, обшарив фарами утрамбованный машинами двор на улице Дмитрия Ульянова, Наташа втиснулась в свежепокинутую кем-то дырку. На полуспущенных я вылез из машины. Двор вдохновлял безлюдной тишиной. Подошли к подъезду.
– Квартира на тебя записана? – не запамятовал я уточнить.
– На брата. Я у родителей на Сивцеве прописана, – усмехнулась Наташа, приложив к домофону «таблетку».
Мы поднялись на одиннадцатый этаж. Невзрачная дерматиновая дверь открывала узкий коридор, кучно заставленный коробками и упаковками еще не собранной мебели.
– Кухню на следующей неделе придут устанавливать, – словно оправдываясь за постремонтный беспорядок, пояснила Наташа, и, махнув на огромный кроватный каркас, прислоненный к стене, добавила. – А матрас в пятницу подвезут.
– Диванчик-то есть какой-нибудь?
– Конечно, в гостиной! Если сможешь туда пробраться.
– Хоть есть на чем заночевать.
– Ты ночевать собрался? – Наташа усмехнулась. – Не получится. Я родителям обещала к часу домой приехать.
– Придется ночевать в одиночестве, – задумчиво констатировал я.
– Всё так плохо?
– Очень нехорошо, – я подхватил соскользнувшее с ее плеч пальто.
Прошел в спальню, где посередине стояло несколько стульев и стиральная машина. Порывшись по коробкам, Наташа нашла парочку новеньких вискарных стаканов и блюдце под виноград.
Я выпил залпом, она лишь пригубила. После второй стопки обрисовал ситуацию, не постеснявшись добавить, что из-за нее отказался покинуть страну. Она не заплакала, даже не прослезилась, сморщила переносицу и закурила.
– Надолго все это? – голос не дрогнул, но руки потряхивало.
– Не знаю. Наверное, – честно признался я.
– Ну и что делать… будешь?