Она привела меня к неизвестной улице. Улица начиналась от кручи, внизу глубоко – глубоко блестела вода, дальше – луг с коровами, и далеко‑далеко виднелась гора. Даль и простор поразили. Я не мог оторвать взгляда, как от красивой девочки. Хотелось взлететь!
Ко мне подбежала маленькая собачонка, захотел погладить, но она, заскулив, убежала, нырнув под калитку. Пошел вслед за ней и увидел около дома палисадник, расцвеченный яркими цветами… радостно… и… чья – то рука опустилась на плечо.
– Миклухо‑Маклай, с ума сведешь, – услышал я Валентину Петровну, запыхавшуюся от бега.
– Красивые цветы, – успел пролепетать я . И меня потащили, выкрикивая угрозы.
Я не сопротивлялся, мне хотелось знать, кто такая «миклуха‑маклаха», и задал вопрос «доброй тете»…Она сняла тяжелую руку с моего плеча…
Это был первый и последний день моего пребывания в детском саду. Мама отправила на все лето к тетке в Гулькевичи.
В три года научился из букв складывать слова. Позже с этажерки сестры взял случайную книгу. Открыл так, как она открылась, увидел портрет, похожий на моего отца. Читаю: Н‑и‑к‑о‑л‑а‑й. Неужели ошибся? Читаю дальше: М‑и‑к‑л‑у‑х‑о‑М‑а‑к‑л‑а‑й. Опупеть! Значит, меня обзывали именем хорошего человека. Кто он? Позже выяснил, что этот человек был знаменитым путешественником.
В шесть лет поросился в школу. Очень хотелось знать больше!
Прошли годы… Удалось не только что‑то узнать о Миклухо‑Маклае, но и прочитать его известные ми глазами. Не пришлось… Зато в своей стране я встретил много различных «папуасов», удивительно хорощих и … плохих.
С трепетом и восторгом открывал для себя русских путешественников, мореплавателей и землепроходцев, для которых познание далекого и неведомого было потребностью ума, жаждой души и сердца. Познание неизведанного, стремление вдаль – черты характера русского человека, которые способствовали образованию великого пространства – России.
А что Буратино? Наш пацан, сующий нос во все щели, чтобы узнать, что там такоеинтересное и познавательное.
Об одном дне «Миклухи‑Маклая» во взрослом возрасте мне рассказала мама…Валентина Петровна слёзно умоляла не оставлять меня в садике: «Он не признает никаких правил и границ, матерится, как сапожник, донимает меня вопросами, на которые не всегда даю ответ. А на некоторые отвечать стыдно». С того дня и в дальнейшем за мои «странствия» и поведение в детском саду мама напоминала о «Миклухо‑Маклае» отцовским ремнем.