Толпа испуганно ахнула. Несколько человек подбежали, чтобы оказать помощь правителю. Но никто не ушел – все хотели идти за Осужденным, чтобы увидеть Его смерть. Быть свидетелем последнего вздоха умирающего для многих представляется развлечением. А в этот день, кроме молодого галилейского Пророка, намечалось казнить еще двух преступников. Зрелище это редкое, и толпа не хотела его упустить.
Римские воины, озадаченные неожиданной болезнью Пилата, приписывали ее чародейству Назарянина и уже потеряли охоту шутить. С мрачным видом вывели они Его из здания суда.
Утро было нестерпимо жаркое. Во дворе, безуспешно пытаясь охладить знойную синеву неба, бил серебристой струей фонтан.
Здесь отряд остановился, а центурион вступил в разговор с человеком, на котором лежала обязанность поставлять кресты для преступников. Тот сомневался, найдется ли у него достаточна высокий и крепкий крест, чтобы выдержать сильную фигуру узника в терновом венце.
– Напрасно Его осудили! – говорил человек центуриону Петронию. – У Него благородный вид. Разве ты не помнишь, как Он вылечит слугу твоего друга? Нехорошо подвергать Его позорной смерти!
– Наш правитель был против возразил. Пилат хотел Его спасти, – тихо сказал Петроний. – Это иудеи потребовали смерти.
– Наверно, потому, что Он – не иудей.
– Нет, Он иудей, – ответил Петроний. – По крайней мере, так говорят. Он сын столяра из Назарета, и мать Его, Мария, была недавно здесь.
Поставщик крестов недоверчиво качал головой.
– На вид он чужестранец, хотя и не грек, и не римлянин, и не египтянин… Я не могу определить его национальность, но готов поклясться, что Он не иудей! А с крестом вам придется подождать, пока я подберу подходящий… Был бы я таким силачом, я бы одним ударом раскидал всю стражу…
И, смеясь своей шутке, он с несколькими помощниками ушел в мастерскую.
Нетерпение людей усилилось. Время шло, а Осужденный все еще был здесь, а не на Лобном месте. Кое-кто покинул плотные ряды толпы, чтобы выпить вина в кабачке. В их числе был и Варавва, окруженный прежними своими друзьями.
Сначала он был занят только едой, так как, голодавший столько времени, все не мог насытиться. Но, утолив наконец голод, он мрачно сидел, не присоединяясь к общему веселью.
– Что с тобой, приятель? – спросил его один из товарищей. – Ты скучнее умирающей собаки! Где твоя удаль?