Нынче женщинам курить не модно, если ты, конечно, не
работаешь на заводе. – Инна обиженно отвела взгляд, ее
буржуазные манеры, которые она приобрела во время
нашего брака, после развода приобрели новую форму.
– Ладно, Альфред. – Устало сказала она. – Нам нужны деньги.
Дане пора в школу идти, ты ведь не хочешь, чтобы он рос
как беспризорник и походил на твоих дружков.
– Верно, не хочу. – Спокойно сказал я.
– Ты нашел работу? – Спросила она.
– Нет.
– Собираешься искать?
– Возможно.
– Альфред, я тебя прошу. – Ее тон изменился на теплый и
заботливый. – Только не иди к бандитам. Дане отец, какой
ни какой, но все же нужен. – Я промолчал. – Сейчас жизнь —
это какой-то ужас. Одесса то под красными, то под белыми,
с продуктами дефицит. Мы, конечно, все знаем, как их
достать, но нам с Даней нужны деньги.
– Они сейчас всем нужны. Вы не голодаете это уже хорошо.
– Это да, но хочется чего-то большего. Хочется хорошей
жизни. Знаешь, иногда я вспоминаю те времена, когда я
только выходила за тебя замуж. Какая я тогда была
счастливая. Я, деревенская девчонка, а мой муж потомок
дворян и зажиточных польских купцов, с огромным
наследством. Было время…
– Было…
– Ты извини, я понимаю, что у тебя сейчас много проблем,
но подумай о сыне.
– Я что-нибудь придумаю. – Сказал я, затем порылся в
кармане пиджака и протянул Инне пачку сигарет. – Кури. —
Она на мгновение сделала ядовито-обиженное лицо, затем
сдула пыль с мундштука и закурила. – Знаешь, иногда мне
кажется, что тебе нужно попасть на фронт. – Начал говорить
я. – Пережить все лишения той жизни и понять, какое
счастье набить брюхо досыта мясной или рыбной
похлебкой вечером. Тогда ты и поймешь счастье спокойной
и мирной жизни.
– Но ты ведь не был на фронте! – Импульсивно возмутилась
Инна.
– Ну да. Но у меня хорошо получается, правда? Я, так
сказать, приобщаюсь к коммунистическому строю. Нынче
воевать за красных в почете.
– Ты не исправим.
Я оставил Инне пачку и ушел в свою комнату. Я переоделся
в более цивильный наряд, затем вернулся на кухню. Там
уже сидел, мой друг – Абрам Исаакович Оксенкруг, в народе
– " Окс". Он уплетал за обе щеки форшмак, намазанный на
мацу, и вместе со сдобной выпечкой тети Сони запивал это
все кофе.
– Приветствую. – Сказал я.
– Шалом. – Ответил он с набитым ртом. – Ты не стесняйся,
присаживайся, чувствуй себя, как дома. – С еврейским