– Не ожидал, что ты однажды вернешься домой, – сказал наконец Фомичев, откашлявшись. В холодное время года он всегда болел: о себе давали знать слабые легкие, уничтоженные никотином во времена бурной молодости.
Никита по-прежнему не отвечал. Его откровенно взбесило, что Фомичев лезет с вопросами: старик ни разу не проявил интереса к нему, когда он рос, но решил, что имеет право морочить голову никому не нужной болтовней теперь, когда Никита вырос и понимает, почему он – сирота. Мать как-то призналась, что Олег Фомичев стал самой большой ошибкой в ее жизни; она очень надеялась, что Никита не пойдет в папашу. Что же… Никита оказался еще хуже, и кое-кто в Березовке помнит об этом.
– Говорят, будто для тебя настали не самые лучшие времена, – продолжал Фомичев.
– Зато здесь ничего не изменилось, – выдавил из себя Никита, – я все еще единственный объект для сплетен.
– У Лопахиной по-прежнему собирается компания, чтобы послушать твои песни за чашкой чая. Я туда не ногой, но знаю об этом не понаслышке. Ты ведь здесь из-за нее, не так ли? Но знаешь, что я думаю? Вера Лопахина переживет любого в Березовке! – с горькой усмешкой прибавил мужчина, засунув руки в карманы куртки. Он никогда не забывал, что Вера Андреевна Лопахина – первая в списке тех, кто проклинает его; именно она когда-то давно не позволила своей дочери, Инне, выйти за него, а потом отняла единственного сына…
Никита терял остатки терпения.
– Что бы ни привело меня сюда, – это не твое дело, Фомичев, – бросил он жестко, собираясь продолжить свой путь.
– А как насчет роковых проклятий и всей той чуши, о которой она говорит? Лопахина ни разу не усомнилась, чьи гены унаследовал ее дорогой внук.
Горько усмехнувшись, Никита едва заметно кивнул и пошел дальше, обходя лужи. Фомичев, должно быть, еще долго смотрел ему вслед: он ощущал на себе его пристальный взгляд. Олег Фомичев, указывающий на его грехи. Это немыслимо, если вспомнить, что представлял собой папаша: заядлый пьяница и дебошир, у которого не было собственной крыши над головой, но при этом он обожал выпендриваться и сочинять россказни о том, как однажды уедет за границу, чтобы разбогатеть и утереть нос Вере Лопахиной. Никита давно вычеркнул этого человека из своей жизни и привык думать, что у него вообще никогда не было отца; журналистам безумно нравилась душераздирающая история о детстве Никиты, росшего вместе с одинокой матерью.