Сейчас в моем сердце была боль. Боль, которую я никогда не испытывала, даже когда расстроенное пианино уже никак нельзя было настроить, оставалось только выкинуть его на свалку. Тогда это были мои первые слезы полного отчаянья. Сейчас я испытывала похожие чувства.
Я знала, где находится женский туалет. Если выйти из класса, повернуть направо и бежать до конца коридора – уткнусь в белую дверь. Я думала, что именно в комнате с запахом хлорки я смогла бы дать волю слезам.
Да, мне было обидно, но больше всего я ревела из-за того, что отец меня точно по головке не погладит, когда узнает, что случилось с моими очками. Он станет возмущаться, бурчать, при этом вспоминая все мои смертные грехи. Как я разбила тарелку, застряла в лифте, забыла зонтик в раздевалке. После чего я терпеть не могу носить зонтики и ездить в лифте. На самом деле «грехов» не так уж много, они всегда казались пустяковыми, но отцу главное высказаться. Возможно, потому что он привык, что в его армии все идеальные, ходят по струнке и не допускают ошибок.
Даже не знала, как я буду объясняться за очки. Как он будет кричать, возмущаться и краснеть, наставляя на меня свой указательный палец.
Когда я проревелась в туалете, а слезы высохли на моих щеках, набралась смелости выйти из своего убежища, потому что кто-то уже начал ломиться ко мне в кабинку.
Я открыла дверь.
Это была Катя. Я узнала ее по голосу.
- Вот же уроды. Токсик бой. Я все Татьяне Алексеевне рассказала. Она их родаков к директору вызовет.
- Не надо никакого вызывать, - я хлюпала носом.
- Надо Федя, надо! – она взяла меня за руку и потащила наружу. Довела до учительской. Но я уже понимала, что на сегодня мои уроки закончены. Без очков все плыло перед заплаканными глазами.
Точно не знала, когда у меня начались проблемы со зрением. Возможно они были всегда. Мой доктор говорил, что это генетическое. Но у мамы, тем более у отца с этим проблем нет. Отец видел дальше, чем нужно, хотя моя бабушка носила очки. Носила… Теперь мне ее так не хватает. Чтобы моя бабуля сказала в такой ситуации? Она бы сказала: «Борись Женя! Борись до конца!». И как же можно противостоять этому самовлюбленному нахалу? У меня складывалось впечатление, что ему все дозволено.
Татьяна Алексеевна, наш классный руководитель позвонила моему отцу и дальнейший воспитательный процесс, который проходил в нашем классе я не слышала. Я стояла возле учительской с рюкзаком в руках и ждала отца.