- Странно то, откуда он взял деньги,
- задумчиво пробормотал герцог, - мне рассказывали, что он по
прибытии продал свои драгоценности, чтобы расплатиться за купленных
рабов. Зачем он это сделал, если у него были наличные? Кстати, его
человек говорил, чем он будет расплачиваться?
- Нет ваша светлость, только то, что
это будет не вексель, - склонил голову собеседник.
- Ладно, спасибо, что рассказал мне
об этом, если граф ещё раз подойдёт к Антониу дай мне знать.
- Конечно ваша светлость.
20 марта 1458A.D., Лиссабон, королевство
Португалия
- Ваше сиятельство, не знаю каким
божьем чудом это произошло, но мне больше нечему вас учить, - монах
смотря на меня восторженным взглядом, принял последний экзамен по
португальскому, а также трём африканским наречиям, с помощью
которых он общался с туземцами на чёрном континенте.
Он сидел напротив меня в новом
францисканском хабите, подвязанный новой верёвкой, а на ногах у
него были также новые крепкие сандалии, сделанные по его ноге. В
общем, пока они жил рядом со мной, я его приодел и покормил, так
что он даже немного поправился.
- Что же, тогда благодарю вас за
науку брат, - я отложил перо и показал Бернарду взять кошель с
золотом и передать его монаху, - здесь моё пожертвование вашей
церкви в благодарность за вашу неоценимую помощь.
Монах, взяв кошель, удивился его
тяжести и склонил голову в благодарности.
- Благодарю вас сеньор Иньиго, мне
было приятно учить вас, давно не встречал такого благодарного и
усердного ученика.
- Спасибо вам брат, - я тоже ему
поклонился, и мы расстались.
За эти две недели ожидания
возвращения сеньора Аймоне с кораблями всё, что я успел, это
поужинать с архиепископами и герцогом, причём всю еду нам готовила
только Марта и они все высоко оценили её стряпню, а также пили
дорогое вино, которое я нашёл в городе по бешеным ценам и мы весьма
умиротворённо провели вечер, разговаривая о том и сём, но больше
конечно рассказывал им про себя я, а взрослые слушали и задавали
вопросы. Ничего серьёзного мы не обсуждали, просто приятно провели
время и договорившись повторить при следующей совместной
встрече.
Но на что я убил больше всего времени
и сил, так это на проклятую картину с собакой. Почему проклятую,
потому что я просто задолбался с ней. Если дела с рисованием углём
у меня получались всё лучше и лучше, я мог бы даже гордиться собой,
то с красками всё было очень печально. Мне остро не хватало
практики, так что по итогу устав бороться с собой, я просто
нарисовал фотографию того момента, когда собака, отряхиваясь от
росы и радостно виляя обрубком хвоста, бежала к мальчику. И если
художественная картина мне не удавалась от слова никак, то
фотография вышла точной копией того, что у меня отпечаталось в
нейроинтерфейсе, как снимок. Учитывая то, что вскоре должен был
вернуться сеньор Аймоне, я решил оставить как есть и не стал больше
ничего менять или дополнять, поскольку вышло бы всё равно хуже, чем
сейчас.