- Ты либо совершенно безумен Иньиго,
если в твоей голове просто поселилась мысль, что подобное возможно,
либо настолько гениален, что я не могу тебя понять.
- Мне больше нравится твой второй
вариант, - улыбнулся я ему.
- Они были кровными врагами задолго
до моего и твоего рождения, Иньиго! – Борджиа покачал головой, -
они стали ими ещё больше сейчас, а ты так просто говоришь, что
помиришь их? Я не верю, что подобное вообще возможно.
- А я и не говорю, что это будет
просто, - улыбнулся я, - но тем не менее, если мы хотим с тобой
разбогатеть и ещё при этом, чтобы эти деньги у нас с тобой не
отобрали, нам нужны Колонна и Орсини, причём вместе.
- Иньиго, прошу тебя, поверь моему
слову – это невозможно! – не поверил он мне.
- Ну что же, завтра день покажет, кто
из нас прав, - не стал спорить я с ним, - а пока, прошу тебя не
покидай дворец, пока я не нанял больше охраны.
- Конечно Иньиго, я не идиот, -
кивнул он, прощаясь со мной.
Когда он ушёл, тихой мышкой ко мне в
кровать скользнула Паула, уже переодетая в ночную сорочку.
- С каких это пор, ты стала спать у
меня постоянно? - удивился я её появлению. - Ладно ещё в Португалии
это нужно было для поддержания моего образа настоящего мужчины, но
здесь, в Риме? Как будто можно уже перестать это делать.
- Да вы сегодня сами весь день налево
и направо всем говорите, что я ваша любовница, - девушка удивлённо
на меня посмотрела, - как я должна соответствовать этим словам,
если буду спать не в вашей кровати?
Доказывать ей, что я говорил об этом
только чтобы убедить Борджиа и Торквемаду, что повзрослел и стал
настоящим мужчиной, было видимо бесполезно, так что я лишь тяжело
вздохнул и устроился на своей стороне удобнее.
- Задуй свечу, раз всё равно здесь, -
буркнул я и кровать сначала немного дрогнула, когда она встала и
затем также дрогнула, когда она погасив свет легла обратно, и
прежде, чем устроилась, поцеловала меня за ушком.
- Спокойной ночи, мой дорогой рыцарь,
- прошептал мне тихий голос и я, хмыкнув закрыл глаза.
***
Проснувшись рано утром, и зная, как
рано встаёт кардинал Виссарион, я навёл суету и поехал к нему,
задержавшись у него до самого обеда. Мы переводили новые тексты, я
рассказывал о себе, а он лишь слушал и улыбался, довольно щурясь
при этом.
Когда я с ним стал прощаться,
понимая, что у меня ещё много дел, он внезапно меня спросил.