Летать или бояться - страница 18

Я бегло осмотрел место, где до того стоял гроб, и соседние гробы, но не обнаружил никаких повреждений и дефектов.

Снова послышался звук – влажное «ч-чвак». Изнутри. Мы одновременно вздрогнули. Ледяное отвращение инженера было невозможно утаить. С трудом унимая дрожь, я сказал:

– Мы должны его открыть.

Инженер не выразил несогласия, но его тело, как и мое, двигалось медленно и неохотно. Все же он присел и, твердо положив руку на крышку гроба, отстегнул зажимы со своей стороны. Я сделал то же самое. Вспотевшие ладони скользили по холодному металлу, и стало заметно, как дрожат мои пальцы, когда я отнял их от зажимов и обхватил крышку. На миг мы с Хедли встретились взглядом, в котором сосредоточилась вся наша решимость. Вместе мы открыли гроб.

Первым мы почувствовали запах – смесь гнилых фруктов, антисептика и формальдегида, заключенных в пластик с перегноем и серой. Он ударил нам в нос и наполнил весь трюм. Верхние лампы высветили пару блестящих черных похоронных мешков, скользких от конденсата и физиологических выделений. Я знал, что это будут детские трупы, но все равно их вид ошеломил меня и причинил страшную боль. Один мешок лежал неровно, закрывая другой, и я сразу понял, что в гробу не один ребенок. Мой взгляд скользил по влажному пластику, выхватывая то контур руки, то очертания профиля. Что-то размером с младенца свернулось у нижнего края мешка, отдельно от всего остального.

В этот момент самолет дернулся, как испуганный пони, и верхний мешок соскользнул, открыв тело девочки от силы лет восьми-девяти, наполовину высунувшееся из своего мешка, свернувшееся, как человек-змея, и втиснутое в угол. На ее животе виднелись колотые раны от штыка, но он снова вспух, а скрюченные ноги и руки раздулись, как толстые древесные сучья. Слой кожи, содержащий пигмент, облез повсюду, кроме лица, которое осталось чистым и невинным, как у небесного херувима.

Именно это лицо сразило Хедли и заставило сжаться мое сердце. Нежное детское лицо.

Моя рука до боли впилась в край гроба, так что костяшки на ней побелели, но я не посмел ее убрать. Ком встал у меня в горле, и я попытался его сглотнуть.

Одинокая муха, жирная и блестящая, выползла из мешка и лениво полетела к Хедли. Он медленно встал и словно бы приготовился отразить удар, наблюдая, как она поднимается и неуклюже прокладывает себе путь в воздухе. Потом резко отступил, взмахнул руками, хлопнул ладошами – я услышал шлепок и подавился рвотным позывом.