— Так, — хмурясь, произнесла женщина, — но не южная. Это версия
всех, кто сеет поля.
Глава семейства поднял лицо к младшему сыну, забрал у него ветви
и бросил в пламя. После этого старшие сыновья подошли к нему. Они
взялись кистями за локти, образуя круг и принялись двигаться
вправо, притопывая на ходу.
Против движения мужчин в круге.
— Нет, они танцуют… Танцуют, но… — растерянно пробормотал Терн,
— они танцуют балладу о сотворении мира…?
В этот момент, словно символ с небес, туман расступился, и
утреннее солнце, пробиваясь сквозь ветки, озарило Федора, что еще
недавно стоял с ветками.
Ведунья тем временем прекратила отбивать ритм. Мужчины встали,
но песнь не прекратилась. Еще раз повторился припев, и снова
повисла тишина. Секунд десять все молчали, а затем молча начали
расходиться по семьям, обнимаясь и переговариваясь.
Ведьма подняла взгляд к небу, затем хмуро глянула на Федора и
недовольно поджала губы. Молча отдав посох молодой девушке, она
направилась к мужчине в красной одежде.
Тот молча стоял перед младшим сыном.
— Я тряс… Хорошо тряс, а ветки ты сам проверял — они сухие!
Листья так и сыпались, когда доставали, — начал было парень.
Отец молча тяжело вздохнул, но ничего не произнес. Вместо него
подал голос старший брат Арсений:
— Листья должны были упасть. Ты не мог пальцем сковырнуть
один?
— Так я же делал, как сказали. Сказали трясти — я стряс! Что я
не так сделал? В чем виноват? — с обидой спросил парень. — Я же
сделал, как сказано…
— Баран ты, Федор, — буркнул Арсений. — Даже деревом напортачить
умудрился… На кой-черт ты на алтарь залез?
Отец тяжело вздохнул, глянул через плечо на идущую к ним ведьму
и кивнул сыновьям на остальной народ, который уже начал постепенно
двигаться в сторону села.
— Лист не упал, — с ходу произнесла ведунья.
— Знаю, — хмуро произнес глава семейства.
— Простите, я сначала воспринял это как какие-то деревенские
танцы, а потом… — вмешался подошедший Терн. — Потом понял, что это
баллада о сотворении мира и зарождения жизни…
Мужчина умолк от тяжелого взгляда Горта. Он пару секунд сверлил
его взглядом и посмотрел на ведунью. Та молча дернула щекой.
— Я… пожалуй, со всеми пойду, — осторожно произнес он и
направился к остальным, на ходу чуть не столкнувшись с Марией,
сестрой Никодима Прокофьевича.
— Ник, — произнесла она на городской манер имя брата. — Вы чего
тут? Из-за листьев?