Афанасий крепко сжал локоть «дочери» и повернулся лицом к жене: голова упрямо наклонена, усы воинственно топорщатся, глаза густыми бровями занавесились.
Вот это тихоня, вот это подкаблучник! Где ж ты раньше был, почему своего слова раньше не сказал? Нужно было дочери калекой стать, чтобы ты вспомнил о своих правах хозяина и мужчины!
– Ты…ты..ты.. – только и смогла вымолвить «мать».
– Я сама так решила, отец, – «Анна» строго посмотрела на Афанасия. – Уговоры здесь нипричем. Скрывать не буду, раньше была против этого брака, но по трезвому размышлению пришла к убеждению выйти именно за князя. И не ругайтесь, – «Анна» подвела «отца» к стоявшей столбом «матери», – поцелуйтесь и благословите меня с легким сердцем. Господь меня не оставит, да и сама я себя в обиду не дам.
Но в последнем своем утверждении «Анна» не была так уверена, как бы ей хотелось, и за преждевременное бахвальство могла поплатиться. Не видела и не знала она князя Ногина, но чувствовала, что ее жизни и здоровью грозит серьезная опасность. Может, она еще пожалеет о своем решении, но сейчас у нее выхода нет: или князь с бабушкиным наследством, или тайная смертельная битва с «матерью» за то же наследство. Кто даст гарантию, что в этой битве победит она, семнадцатилетняя девушка, потерявшая в результате падения память? Анастасия Куприяновна не испугалась столкнуть дочь с лестницы, так побоится ли она её, например, отравить?
Афанасий Петрович удивленно смотрел на дочь, и вдруг до него стало доходить, что перед ним незнакомый человек, вместо милой Анечки. Когда успела она вырасти, стать личностью, в одночасье взять верх над своими родителями? Он уже сейчас готов полностью подчиниться ей, но это не диво. Диво то, что и его жена приняла это положение. Теперь, он видел, ему не придется защищать дочь от гнева и упреков Анастасия, потому что Анастасия не посмеет ни в чем упрекнуть «Анну», а тем более показывать свой гнев.
Афанасий Петрович подошел к одному из шкафов, открыл стеклянную дверцу и снял с полки небольшую, размером с книгу, но очень дорогую икону. Он повернулся лицом к «Анне», двумя руками приподнял икону и перекрестил её
– Благословляю тебя, доченька. И пусть Господь и Мать-богородица защищают тебя во всех путях твоих, – Афанасий Петрович всхлипнул, а потом и вовсе залился слезами.