– Лучше сейчас.
– Ты что, задержишься сегодня?
– Задержусь. И, думаю, надолго.
– Ну и как надолго? – Наталья почувствовала пробежавший по спине холодок.
– Надолго, может, навсегда, – голос Евгения был глухим и надтреснутым.
– Ты хочешь сказать, что уходишь?
– Да. Ты же сама видишь, что с каждым днем у нас все хуже и хуже.
Наталья проглотила ком в горле, и, стараясь не выдать паники, произнесла:
– Как знаешь. Может, ты и прав
В трубке еще звучал голос мужа, но Наталье было уже неинтересно слушать. У нее было такое ощущение, что она в каменном мешке: куда не протянешь руки, всюду холодный, осклизлый камень. Камера-одиночка, в которой ты, твои мысли, твои чувства, твои переживания, твое разочарование, твое отчаяние. Е-мое… Еще сегодня утром был муж и любовник, а после обеда ни того, ни другого. И во всей своей оголенности вновь встают два исконно русских вопроса: «Кто виноват?» и «Что делать?»
Она долго сидела, глядя перед собой. Кто-то её теребил, о чем-то спрашивал, чего-то требовал. Она автоматически отвечала, даже улыбалась, но внутри была пустота, которую теперь, она, чувствовала, нелегко будет заполнить, может, и невозможно вовсе.
Сейчас заеду за Маринкой, поедем к бабушке. Надо успокоиться, разобраться. Домой ни за что, а то с ума сойду. Вдруг Женька за вещами придет? А то еще хуже – собрал уже все, и дома в ящиках пустота. Завою, как пить дать, Маринку напугаю. Нет, только к бабушке.
Свою маму Елену Сергеевну, как только появилась в семье Маринка, она стала называть бабушкой и бабулей, и хотя это звание мало подходило моложавой симпатичной женщине, зато смягчало ее облик деловой женщины. Мама для Натальи была не просто родительницей, не только советчиком в трудных жизненных ситуациях, не только «скорой помощью» в жизненных передрягах. Она была тихой гаванью для измотанной в житейских бурях души, аккумулятором животворной энергии, донором чувств и эмоций. Елена Сергеевна была верным соратником во всех делах и начинаниях дочери, доверенным лицом и оппонентом для внутреннего употребления. Все свои бредовые идеи Наталья вначале высказывала матери, а в процессе изложения сути дела, разбиралась в своих мыслях сама, в принципе уже не нуждаясь в оценке, одобрении или неодобрении. Часто Елена Сергеевна давала советы дочери, но так уж по жизни сложилось, что половина их была не востребована Натальей, потому что на стороне матери был опыт, а на стороне дочери – интуиция. Выслушав совет, Наталья порой делала противоположное, но мама не обижалась, доверяла внутреннему чутью дочери.