– Вы, барышня, всех защищаете, ко всем с добром, – помолчала. – Потому, верно, и любят вас все, что в доме, что на деревне.
– Все, ты думаешь?
– За ваше сердце золотое только каменный вас любить не будет, да может…
– Ну, договаривай.
– Я хотела сказать, – замялась горничная, – что не всякая любовь вам нужна.
– Это ты про что, я не пойму.
– Про князя. Князя Ногина, за которого вас матушка сватает.
– Ну-ка, ну-ка, расскажи.
– А что рассказывать? Встанете, увидите жениха, так сразу и вспомните.
Было видно, что Катя не хочет говорить о предполагаемом сватовстве. «Анна» оставила ее в покое, лишь приказала позвать Иохима с кофе.
Та, сложив руки под передником, пошла звать старика.
Через четверть часа появился гордый своей миссией Иохим с большой чашкой дымящегося кофе. Он торжественно подошел, поставил поднос на столик, важно склонил свою голову.
– Я приготовил кофе по рецепту моего старшего брата Ганса, который понимал толк в этом.
Катя взяла чашку, приблизила к лицу и брезгливо вдохнула парок.
– Овсом печеным пахнет, – изрекла она презрительно.
«Анна» укоризненно покачала головой.
– Лучше помоги мне подняться, знаток.
Катя хохотнула и принялась подсовывать под спину «Анне» подушки. Женщина заметила, что снова тень пробежала по лицу горничной, стоило ей только взяться рукой за подушку в наволочке из васильков.
– Да забудь ты про эту подушку, – усмехнулась «Анна». – Как возьмешься за неё, так задумаешься.
– Правда ваша, барышня, – понизила голос Катя. – Как возьму ее в руки, так и мелькнет в голове: приходила тогда ваша матушка или нет. Никак точно не вспомню, сильно я тогда в расстройстве была, в голове все перепуталось.
– И у тебя память стала пропадать? – улыбнулась «Анна», а горничная испуганно обернулась к иконам и трижды истово перекрестилась.
– Испугалась, глупая? Я пошутила. Подожди, вспомнишь еще.
«Анна» взяла чашку и сделала глоток. Кофе действительно отдавал жженым ячменем, был приторно сладким и невкусным.
– Благодарю тебя, Иохим. Кофе хорош.
Старый лекарь расцвел от удовольствия. Руки его беспокойно шарили по пуговицам на груди, вытаскивали и снова заталкивали курительную трубку в нагрудный карман. Его щеки смешно раздувались, а губы вытягивались трубочкой, как для поцелуя.
Немец с достоинством поклонился и неторопливо пошел к двери, не забыв по пути укоризненно взглянуть на баловницу горничную. Только его спина скрылась за створкой двери, как «Анна» протянула чашку.