– Щекотно? А помнишь, я тебя в детстве щекотал, когда навещал тебя в Щелокове? А ты заливалась! Меня твоя бабушка покойная ругала, боялась, что ты спать будешь плохо, – лицо Афанасия сделалось печальным. – Бабушка твоя золотая женщина была, умная да справедливая. При ней, может, такого с тобой и не случилось бы.
«Анна» про себя усмехнулась: еще бы! А «отец» даже не понял, что сказал лишнее, что невольно подтвердил ее догадки насчет покушения.
Наконец все вышли, в комнате осталась только нянька. Она не переставала всхлипывать и утирать лицо тыльной стороной ладони.
– Ух! Гроза. Как взглянула, а? У нее не забалуешь. Вся как есть в Елизавету Федоровну нравом. Только горяча. Вот бабка твоя никогда не ругалась, а поперек ей слова никто сказать не смел. Строгая, но справедливая была барыня… Одно слово – хозяйка!
– Нянька, а почему Варвара в монастырь ушла? Ну, была бы убогая, а то красавица да богатая наследница, и на тебе – в монашки.
Глаза у няньки забегали, как две испуганные мыши.
– Мне откуда знать, что господам в голову придет. Конечно, жаль, что такая себя в монашестве похоронила, но видать на все причина есть. Мне об этом не ведомо.
– Не верю я тебе. Знаешь или догадываешься, а сказать мне не хочешь, так?
– Дитятко мое, что за вопросы у тебя странные. Никак и впрямь сильно ударилась головой. Раньше ты не расспрашивала о таком.
– Мне раньше этого не нужно было.
– А сейчас зачем тебе ворошить прошлое? Не забивай свою головку мыслями. Вот поправишься, там, глядишь, и жених для тебя найдется. Замуж выйдешь, детишки пойдут. Приведет Господь, увижу твоего первенца…
«Анна» понимала, что старая специально разговор уводит в сторону, и решила не настаивать. У неё и так есть, о чем крепко подумать.
День покатился привычным распорядком. После обеда вновь пришла Варвара Петровна. Она уже переоделась. Вместо монашеской одежды, на ней было темно-серое платье, мало чем отличающееся от монашеского, голову покрывал платок из серо-серебристого кружева. Она принесла с собой корзинку с тряпками и горшочками, покрытыми пергаментом и завязанными по горловине суровой ниткой.
По ее приказу Катя перевернула «Анну» на живот, задрала на ней рубашку до самого затылка. Тетка присела на край кровати, вытащила один из горшочков, сдернула с горлышка пергамент и горстью взяла какое-то снадобье с резким запахом.