– Нет. Тарас и Амир уехали вместе с отцом. Но и убийцы тут нет, – мрачно проговорил Алесь.
– Откуда у вас такая уверенность? Я бы не спешил с заключениями, – сказал Тарлецкий, покосившись на француза.
– Вот вогнал – не вытащишь! – пробормотал конюх, которому пришлось начать понемногу раскачивать меч, чтобы освободить его из дверного косяка.
– Это мог сделать только очень крепкий человек, – сказал Тарлецкий.
– Мне кажется, я знаю этого человека, – сказал Алесь. Он казался обескураженным.
– Это уже любопытно!
В это время страшные и таинственные происшествия этой ночи продолжились. Острое как нож лезвие раскачиваемого в стороны меча надрезало натянутые жилы, на которых держалось тело покойника, и оно, отделившись от головы, шлепнулось на пол. Голова несчастного художника еще некоторое время, будто изваяние какого-нибудь античного бородатого философа, стояла на широком клинке брошенного слугами раскачивающегося меча, а потом тоже упала, подкатившись к ногам Тарлецкого и нарисовав по дороге последнее художественное произведение – кровавый след на полу. Одновременно молча упала в обморок дворовая девка. Мужики только вскрикнули и отскочили в стороны, даже Тарлецкий инстинктивно вскинул пистолет, все еще остававшийся у него в руке, и едва не разрядил его в труп. Пока слуги крестились дрожащими руками, Тарлецкий, стараясь скрыть собственный испуг, распекал их за бестолковость. Алесь привел в чувство служанку, и, убедившись, что с ней все в порядке, сказал:
– Я предлагаю перейти в мою комнату, там мы сможем более спокойно поговорить, пока слуги все здесь уберут.
Тарлецкий и Венье с радостью согласились поскорее уйти подальше от этого зрелища.
– Они справятся. По частям его даже легче будет уносить, – даже в этой ситуации пошутил француз и первым вышел в коридор. Невозможно было понять во мраке, что выражает его смуглое лицо. Алесь шел, поднимая над головой канделябр, свечи отбрасывали на старые стены неровный дрожащий свет.
Когда они поднялись на второй этаж и вошли в небольшую комнату Алеся, тот зажег в ней все свечи, словно для того, чтобы отгородиться от мрака, таившего в себе ужас убийства. Теперь Тарлецкий и Венье заметили, что его лицо выражает отчаяние, как у подростка, нечаянно разбившего огромное стекло.
– Итак, я знаю человека, которому пришлось убить господина Зыбицкого, – сказал Алесь, предлагая Дмитрию и Венье мягкие стулья, а сам присаживаясь на свою нетронутую постель. – Он достаточно силен для того, чтобы нанести такой удар…