Княжнин, так же не испытывавший большого желания продолжать разговор с этим напомаженным разрумянившимся генералом, готов был уже уйти, но Игельстром задержал его:
– По дороге исполнишь еще одно дело. В Вильно поедешь через Новогрудок. Там найдешь князя Михаила Огинского. Сей магнат значится подскарбием[7] литовским, однако строит нам козью морду и под всякими предлогами избегает службы. То ему понадобилось путешествовать в Вену, теперь вот уехал в Новогрудок на контракты[8]. Сильно озабочен получением доходов со своих имений в Белоруссии.
Здесь Игельстром несколько смягчился. Казалось, Княжнин уже не вызывает в нем такого сильного раздражения. Наверное, только из-за того, что теперь оно было адресовано литовскому магнату.
– Так вот, нужно Огинскому намекнуть, что ежели он в ближайшее время не прибудет в Варшаву для участия в заседаниях постоянного совета, дабы заниматься сокращением армии, то недолго на все его имения снова наложить секвестр. Намекнуть, конечно, деликатно. Для того тебя и посылаю, дабы самолюбию князя потрафить – дескать, не простой курьер к нему послан, а капитан российской лейб-гвардии. К князю Огинскому мною приставлен, якобы для его безопасности, поручик. Выслушаешь его отчет: с кем князь встречается, какие при нем ведутся речи. Нельзя исключить, что наш ясновельможный пан связан с заговорщиками.
Говоря это, Игельстром взял со стола лист бумаги, с обеих сторон сверху донизу исписанный убористым почерком пофранцузски. Оказывается, документ предназначался Княжнину.
– Еще для пользы дела даю тебе весьма занимательную бумагу, – сказад Игельстром. – У Виленского тайного сообщества составлено тайное ж наставление для его прозелитов. И я оное заполучил. Вот, велел переписать для тебя. Зная сие наставление, ты сможешь понять, кто прозелит, а кто нет. Все, теперь ступай.
Княжнин, поклонившись, вышел. Приказ снова был, как в сказке про Ивана-дурака, только на сей раз он уходил с легким сердцем: возвращаться обратно уже нет нужды.
В вестибюле Княжнина дожидался Протазанов, зашел, будто бы проверить своих караульных. По тому, как спокойно встретил его тревожный взгляд Княжнин, понял, что тот и теперь его не выдал.
– Дмитрий Сергеевич, я навсегда у вас в долгу! – сказал он тихо.
– Полно, поручик. Ведь мы друзья. И я сему обстоятельству рад. Даже жаль расставаться.