Непонятно по каким таким резонам, но во время великого отечественного «джихада» Лазарь Моисеевич Гофман был назначен командиром разведывательного взвода. Видимо, высшее армейское командование сочло факт окончания им педучилища и преподавания истории в школе-семилетке достаточно весомым для того, чтобы, рискуя собственной жизнью, добывать бесценную информацию о местности, противнике, его вооружении, расположении и намерениях. Не секрет, что хорошим разведчиком считался лишь тот, у кого была выработана психологическая устойчивость, которая заключалась в привыкании к мысли, что в любой момент тебя могут убить. Следовало свыкнуться с ней и понимать: если ты думаешь о том, как выжить, то ты уже не можешь быть разведчиком.
Командование не ошиблось в лейтенанте Гофмане: такой психологической устойчивостью он обладал в полной мере. Обладал лично и обучал этому три десятка своих солдат. Во взводе были люди, выросшие в неоднородной социальной среде. С одной стороны, здесь были вчерашние школьники, воспитанные на героических подвигах Павки Корчагина, а с другой – полуграмотные мелкие воришки, промышлявшие карманными кражами в трамваях и других местах массового скопления людей.
Лейтенант Гофман никогда не думал, что будет использовать свои педагогические способности во фронтовых условиях применительно к людям, облачённым в неказистую серую форму простого солдата. Ему было совсем не сложно находить потайной ключик к закрытой и израненной душе каждого из своих бойцов, ни перед кем при этом не заискивая и никого не оскорбляя. Несмотря на ежедневную многоречивость на уроках в довоенной жизни, на фронте он не пустословил: говорил немного, но, как и подобает разведчику, чётко и разборчиво. За этим немногословием скрывалась врождённая склонность при любых, даже самых немыслимых обстоятельствах, всегда и везде держать своё слово.
Солдаты лейтенанта Гофмана никогда не видели на его обветренных губах даже подобия улыбки: он никогда не то чтобы не смеялся, а даже не позволял себе улыбнуться, никогда не шутил сам и не откликался на шутки других. Все знали, что с начала войны командир не получил ни единой весточки от многочисленной семьи, оставшейся на оккупированной фашистами Украине. К концу 1942 года уже было точно известно, что ни одному еврею из городка, где проживали его родственники, не удалось спастись. В украинских, белорусских и прибалтийских городках и местечках происходило полное истребление древнейшей нации, которое коллеги лейтенанта по исторической специальности назовут хлёсткими словами «холокост» и «геноцид».