Несколько часов девушки шли по грунтовому тракту, то и дело бросаясь на землю под придорожные кусты, когда самолёты с чёрными крестами пролетали прямо над головой. В Здолбунове они увидели товарные вагоны, которые везли раненых бойцов вглубь страны. В одном из них им удалось доехать до следующей узловой станции Шепетовка. Как и в Ровно, станция была обезглавлена, от здания вокзала остались только руины. Около них и скопилась чуть ли не тысячная масса голосящих и хаотично двигающихся людей, жаждущих убраться куда-нибудь подальше от быстро надвигающейся войны. Однако время от времени стремительно приближающиеся фашистские самолёты прицельно расстреливали этих безоружных женщин, детей и стариков. Оставшиеся в живых после очередного налёта не разбегались, так как выяснилось, что железнодорожные пути, в отличие от вокзала, не пострадали. Это давало людям надежду всё-таки выбраться из этого пекла.
Хана просидела в Шепетовке шестеро суток, благодаря судьбу, что удавалось перебиваться с куска чёрствого хлеба на горячий станционный кипяток и немного спать на чудом уцелевшей скамейке в привокзальном сквере. Только на седьмой день непредвиденных мытарств ей удалось занять не совсем уютное местечко в провонявшем негожими запахами товарном вагоне. Казалось, что ещё немного, и едва плетущийся поезд войдёт в полосу, где не будет ужасающего воя немецкой авиации и душераздирающих криков отчаявшихся людей. Однако уже через полчаса после отхода поезда – снова агрессивный налёт истребителей-«мессершмиттов», снова звуки оглушительных взрывов, и снова десятки мужчин и женщин уже навсегда остаются лежать в кустах и канавах вблизи железнодорожного полотна. Вот так поездными переездами от станции к станции, от очередной бомбёжки к следующей бомбёжке, питаясь сырыми корнеплодами из заброшенных полей и впадая в забытьё от голода, измождённая Хана добралась до станицы Новотроицкая в Ставрополье.
Станица пылала сорокоградусной августовской жарой. Подходило время уборки урожая. Всё мужское население уже воевало на фронте. Рабочих рук на сельхозработах не хватало. Хана как могла, напрягая остатки последних сил, трудилась в поле. К тому времени её вес уже не достигал даже сорока килограммов. Основной едой были хлеб и арбузы. Но и это казалось несбыточным раем по сравнению с голодовкой в поездах.