– Он покашливает, – сказала она.
Федор проводил взглядом тещу и сына и, сев в машину, поехал в Крылатское, решив, что вечером должен поговорить с женой.
Пока машина тыркалась в пробках, Федор дремал. Примерно через час он проснулся и, потянувшись, посмотрел в окно на приземистое здание, похожее на гигантского ската. Неожиданно он почувствовал томление в груди, как бывает, когда после долгих лет скитаний видишь место, где провел долгие годы, был любим и сам любил и навек оставил частицу сердца. Это был построенный к московской Олимпиаде велотрек. Федор почувствовал, как глаза увлажнились, и часто заморгал.
«Мерседес» повернул в лесок, плавно съехал с небольшой горки и остановился у стеклянных дверок, тех, что захлопывались пружиной и вечно норовили прихлопнуть велосипед.
В квадратном холле сильно пахло краской и побелкой. Маляры расстилали полиэтилен у стены, группка бегунов слушала инструктора. Обходя заляпанные лестницы, Федор не удержался и взглянул на стену.
Да, его фотография все еще там висела. Он был худым и широкоплечим, с мечтательным взглядом, чемпионом Европы среди юниоров. Федор вспомнил, как обошел на последнем круге будущего чемпиона мира Капитонова, и довольно крякнул.
Он спустился в темную арку, похожую на цирковой выезд, и услышал знакомый гул колес и запах железа.
Илья Мягков, высокий худой парень с хипстерской рыжеватой бородкой, вылитый Клинт Иствуд, оперся вытянутыми руками на бортик легкоатлетического манежа и смотрел на играющих в бадминтон.
Он обернулся и вопросительно взглянул на Федора.
– Покашливает! – хмуро сказал Федор. – Что вообще происходит, Илья? – добавил он, поставив спортивную сумку на бортик. – Почему детей воспитывают женщины?
Илья посмотрел с таким видом, словно думал про себя: «Мне бы твои проблемы».
– А что собой представляет теперь мужчина, Федя? – спросил Мягков, вытягивая шею из жавшего ему воротника рубашки. – Все на свете открыто. Наша жизнь известна с самого первого дня и до последнего. Мы только и думаем, где бы найти работу постабильнее, – вот что есть мужчина. Скукота! Цивилизация размягчила нас. А попробуй выбрать мечту, так какая-нибудь старая больная Кизулина…
Илья, улыбнувшись, взглянул на Федора. Старая больная Кизулина была тещей Мягкова и родной сестрой Эриды Марковны. Немезида Кизулина отличалась от сестры только тем, что была депутатом Госдумы и главой комитета по семейной политике, детству и материнству.