Вместо его фотографии на надгробии могло бы быть зеркальце.
«Любуйтесь собой, после меня настанет ваш черед кормить червей». Уверена, такие мысли могли бы его позабавить.
Она застывает перед могилой комика в глубокой задумчивости.
Я не откажусь от расследования.
Я найду твоего убийцу, Дариус.
Что посоветовал Исидор? Погрузиться в историю. Выяснить, как родилась первая человеческая шутка. Что могло впервые рассмешить наших предков?
Новый порыв ветра обрывает с деревьев листву.
Не пойму, в чем интерес, и вообще, где мне искать эту информацию? Кто мог ее записать? Кто это видел? Кто слышал? Кто мог рассказать другим? Никто. Именно, что никто.
Ветер гонит облака, и они мчатся, как по срочному делу.
А взять меня: кто впервые рассмешил меня саму?
Она силится вспомнить первые мгновения собственной жизни.
Свое рождение.
Это было на кладбище.
Вот уж шутка что надо.
Она запускает руку в сумочку, достает пачку сигарет, пытается закурить, но ветер упорно гасит огонек зажигалки. Она наклоняется, загораживает огонек ладонями. Когда у нее наконец получается, она сильно затягивается, закрыв глаза.
Родители положили ее в могилу, на крышку гроба. Могильщик, найдя младенца, отнес его в больницу.
Начать там, где все всегда завершается, – не изысканная ли шутка судьбы?
Потом ее поместили в католический сиротский приют для девочек Нотр-Дам-де-ла-Совгард.
Давление религиозной морали приводило у нее и у ее товарок к пресловутому эриксоновскому «закреплению наоборот», о котором говорил Исидор.
Только вместо «Не смейте читать!» им твердили: «Никакого секса!», «Никакой радости!», «Никакого удовольствия!»
Чем настойчивее от девушек требовали благопристойности, тем сильнее им хотелось познать грех.
Само это место словно подталкивало к грехопадению. Приют для девочек Нотр-Дам-де-ла-Совгард во всем совпадал с представлением Лукреции о замке Синей Бороды: провонявшие селитрой каменные стены, сырые подвалы, скрипучие дубовые двери и узкие темные коридоры.
В 15 лет под предлогом медосмотра (ее считали «отсталой») ее облапал «гость» приюта, родной братец матушки-настоятельницы, тоже священник и управляющий сиротским приютом, только для мальчиков. Позднее Лукреция выяснила, что развратник отказался от сана и заделался… председателем международного конкурса красоты.
По крайней мере нашел дело в соответствии со своей порочностью.