— Я отправил инфу тебе на почту, — возле стола материализуется Шереметьев. Помянешь черта…
— Что? – выпрямляюсь, отфыркиваясь от волос.
— Даты, события. Подробности погуглить сама додумаешься?
— Нет, у меня лапки, — огрызаюсь в ответ. – Ой, прости, это у тебя лапки! – киваю на кота, который трется у него в ногах. Сёма – предатель, изменщик и саботажник. Я все запомнила! – Заберешь его домой? – прощупываю почву.
Сестрица будет недовольна, если я непонятно кому отдам ее питомца. Она всегда очень тщательно проверяет тех, кто приходит к ней за котами.
— Взял бы, но у меня дома собака… — Арсений переводит тяжелый взгляд на Сёму и озабоченно сводит брови.
Итак, в копилку знаний: у него есть собака. Это мне на руку.
— Я могу забрать, — непринужденно веду к нужному мне решению.
— Правда? – недоверчиво переспрашивает он.
— Да, а что? – смотрю на него с вызовом.
— Не знал, что ты любишь животных, — прислоняется бедром к столешнице, словно этот разговор начинает его действительно интересовать.
Я не прям помешанная, но серьезно… кто может не любить животных? Лупоглазые рыбки не в счет!
— У сестры небольшой питомник. Одним больше, одним меньше… — поясняю ему.
— Питомник?
Черт. Он сейчас сложит два плюс два. Ну зачем сказала правду? Что за патологическая честность?
— Она с детства тащит домой всех побитых жизнью зверей. Как этот, — киваю на подбитого летчика с облезлым хвостом. – Добрая душа.
— У вас точно одни родители? – усмехается, гад!
— У тебя они вообще есть? – взрываюсь я. Но тут же жалею о вылетевших изо рта словах, Арсений меняется в лице и становится бледно-каменным, как изваяние. – Тебя явно не учили, как разговаривать с девушками, — добавляю тише.
— Не учили, — безжизненно бросает Шереметьев, отталкивается от стола и выходит в коридор. Кот, как мне кажется, бросает на меня уничижительный взгляд и семенит следом.
Черт.
Теперь я тут злодей.
Ну и как это вышло?
Вечер подкрадывается незаметно.
И не удивительно. Вы когда-нибудь пытались разобраться в дебрях экономических кризисов и дефолтов с нуля?
Лучше даже не начинать.
Я ни черта не понимаю.
Снимаю очки и зажимаю глаза пальцами. Мне больно. Больше, конечно, от собственной неспособности разобраться в темном лесу терминологии и скучных дат, но и глаза к концу дня можно выносить на блюдечке. Господи, зачем я все это затеяла?