Я зажмурилась. Нет, нельзя, это неправильно! Грязно, постыдно, недостойно. Тянуться к врагу всем существом, млеть от одной мысли о его прикосновениях. Грезить, как жесткие пальцы прижмут к горячей коже. Как властные губы впиваются в мои, подчиняя, побеждая...
Всхлипнув, попыталась отстраниться. Усмирить одуряющее желание, вернуть ясность ума. Куда там! Даже простыня, скользнув по бедру, обожгла калёным железом. А смоляные кудри так и манили запустить пальцы, притянуть голову варвара для голодного поцелуя.
Закусив губу до солоновато-металлического привкуса, я начала осторожно отодвигаться. Миллиметр за миллиметром, затаив дыхание. Каждый шорох простыней отдавался громом в ушах, заглушал стук собственного сердца. Малейшее движение Ияра - и я покойница.
Древний инстинкт самосохранения обострил все чувства. Кожа покрылась мурашками, во рту пересохло. Почти физически ощущала спиной тяжелый, пронизывающий взгляд. Лопатки сводило от фантомного ожидания удара.
Наконец-то я выбралась из-под мускулистой руки, свесила ногу с кровати. Пол обжег ледяным прикосновением, по телу пробежала судорожная дрожь. Неужели получится, неужели смогу?..
Миг триумфа - и тут же обжигающий стыд поражения. Коварное покрывало змеей обвилось вокруг лодыжки, дернуло назад. Взмахнув руками, я грохнулась на ковер. Больно, до искр из глаз!
Сердце оборвалось, провалилось в желудок. Все, мне хана! Сейчас проснется и голыми руками придушит. Зажмурилась, сжалась в комок. Только бы не кричать, только бы не умолять! Гордость, Оливия, где твоя гордость?
Но секунды капали, а расправа все не наступала. Только размеренное сопение нарушало тишину, дыхание спящего великана. Неужели пронесло? Неужели бог гордецов смилостивился?
На подгибающихся ногах подкралась к двери. Сердце бухало, кровь шумела в ушах. Спертый воздух забивал горло, от ладана и смолы кружилась голова. Давила, обволакивала тяжелым саваном.
Рванув створку на себя, зажмурилась от хлынувшего света. Заморгала слепо, беспомощно. Что за?!
Книги, колбы, свитки - все сливалось в размытое марево. Танцевало перед глазами, дробилось калейдоскопом. Купол в потолке - обманчиво хрупкий, готовый обрушиться в любой миг. И стол - массивный, жертвенный. С пятнами подозрительно бурого цвета.
Голова закружилась, к горлу подступила тошнота. Нет, только не это! Истерика - непозволительная роскошь. Соберись, тряпка! Должен же быть другой выход!