Я недоуменно прошептала, чувствуя, как последние искры надежды гаснут в моей душе:
— Но зачем? Зачем ему понадобилось отрезать ваш мир от магии?
Найра вперила в меня пронзительный, испытующий взгляд. В глазах ее плескалось пламя, древнее и неукротимое.
— Потому что во всем этом виновата ты, дитя, — изрекла она. — Ты – Лунная дева, несущая погибель нашему миру.
— Но я не понимаю! — Отчаянно воскликнула я, и голос мой сорвался. —
Почему все считают меня врагом? Я ничего дурного не замышляю, клянусь! Это несправедливо, в конце концов!
Найра молчала, и молчание ее было красноречивее любых слов. Наконец, она глубоко вздохнула и негромко произнесла:
— Позволь мне, дитя, поведать тебе одну древнюю легенду. Быть может, тогда ты лучше поймешь свое предназначение и ту роль, что отведена тебе в нашем мире.
Жрица начала свой рассказ, и ее голос, глухой и вибрирующий, словно проникал под кожу, будоража кровь.
— В те времена, когда мир был юн, а боги ходили среди смертных, властвовали над небесами двое – Солнце и Луна, — повествовала она. — Солнце, златовласый титан, был силен и щедр. Каждый день он дарил земле тепло своих объятий и свет своей улыбки. Луна же, серебряная дева, была прекрасна, но холодна. Сколь ни старалась она, не могла она сравниться в могуществе с братом своим. И люди, живущие под небесами, боготворили дневное светило, принося ему дары и возводя в его честь храмы. Луне же доставались лишь скудные подношения и робкие молитвы.
Голос Найры завораживал, погружая в мир древних преданий и темных страстей. Языки пламени плясали в ее глазах, словно отражая тот первозданный огонь, что сжигал сердце лунной девы.
Жрица продолжала:
— Черная зависть разъедала душу Луны, словно ядовитая змея. День за днем копила она свою злобу, умножала свою ненависть. И в один час, не в силах более терпеть, решила она отомстить брату и всему роду людскому. Из лунного света и ночных теней соткала она деву невиданной красоты. Волосы ее были подобны звездным водопадам, глаза - двум серебряным озерам, а кожа - полированной кости. Вдохнула Луна в свое творение жизнь и силу, силу повелевать тьмой и проникать в людские сердца. А на прощание увенчала голову девы короной из звезд и нарекла ее своей дочерью.
Я слушала, затаив дыхание. Каждое слово отзывалось во мне, словно струна древней лютни.