– Слава Иисусу Христу, – как-то виновато поздоровался отец Ростислав, извиняясь за столь поздний визит, а еще больше стесняясь своей необычной для духовной особы одежды. Высокий, немного худощавый отец Ростислав был одет в черную теплую куртку, потертые синие джинсы (где он так протер джинсы, неужели они из магазина ношенной одежды?). В руках теребил синюю вязаную шапку.
– Слава навеки Богу. Заходите, пожалуйста, – ответил я тихо, чтобы не разбудить своих домашних.
– Извините за беспокойство. У меня к вам небольшое, но неотложное дело, – несмело входя в квартиру, почти прошептал отец Ростислав.
Мы присели на кухне. Свет я не зажигал, на плите горел газ, и его мерцающее пламя мягко заполняло комнату желточным светом. Лицо священника показалось мне каким-то обреченным и в тоже время торжественным. Вокруг была тишина. Уличные фонари, словно крупные апельсины, свисали за окном, привлекая к себе игривые снежинки. Им было весело. Нам же, судя по обстоятельствам встречи, будет не до веселья.
Не спрашивая гостя, я налил нам в простые чайные чашки красного вина. Отец Ростислав, понимая бесполезность протеста в своем состоянии просителя, покорно и быстро сделал небольшой глоток и приглушенным голосом начал свой рассказ.
Говорил он минут десять-пятнадцать, но во время рассказа мое воображение, словно на двух больших киноэкранах одновременно прокрутило и услышанное от священника, и собственные кадры семилетней реальной жизни, режиссер которой не указывался даже в титрах. Кто режиссер, и насколько актеры могут отойти от сценария?
Большинство жителей нашего городка сейчас не желают вспоминать об этих событиях и отворачиваются в сторону при напоминании о них, хотя в свое время прямо смотрели в лицо, а материалы об этих необычных происшествиях долго не сходили с первых страниц местных и центральных газет. Некоторые горожане узнавали себя в телевизионных новостях многих, и не только украинских каналов, чем очень гордились и с чем носились, как с золотыми яйцами. Это надо было видеть: постоянно сонные и сгорбленные под тяжестью придуманной жизни горожане вдруг распрямились и вытянули вперед грудки. Не подступишь.
* * *
Зима в этот, 1998-й год, началась довольно рано, и снег, выпавший в середине октября на, местами, зеленую листву, упрямо держался до апреля следующего года. Сейчас никто и не вспомнит точную дату того зимнего утра, когда посреди заснеженного города растаяла узенькая, примерно метр шириной, дорожка. Темной змейкой вилась она по сплошному снежному одеянию почти через весь город – от автостанции на западе и дальше по прямой мимо декоративного озера и недостроенной церкви – до последнего девятиэтажного дома на восточной окраине.