Понять, как сами Бесстрастные относятся к своему облику и существованию было совершенно невозможно. Контакты с ними были доступны только Белым, да и то через сложную многоуровневую систему шифров, созданную для того, чтобы блокировать все попытки проникновения в Базу, сама структура которой была настолько сложна, что не поддавалась единому описанию. По слухам она была похожа на Древо, точнее, Сад с множеством Дерев, каждое из которых опекалось особым кланом Бесстрастных, следивших за состоянием и, главное, сохранностью кристаллических наростов на их ветвях. В просторечии эти наросты называли «яблоками»; беглому взгляду они представлялись гладкими сферами, но впечатление это было обманчиво: разрешающая способность глаза была на много порядков ниже, нежели размеры кристаллических граней, выстилавших их наружную поверхность.
К тому же внутри самих «яблок» – этого кристаллического множества – похоже, гнездился некий импульс, под действием которого кристаллы непрерывно дробились, и те их грани, что выстилали поверхность «яблок», множились, стремясь вытеснить мельчайшие зазоры, отделявшие их от идеальной, доступной воображению лишь Белых и Бесстрастных, сферической поверхности. Вычислением степеней этого дробления, его прогрессии, занимались исключительно Бесстрастные; Белые считали эту работу чисто технической и лишь изредка снисходили до проверки тех или иных вычислений. И все же именно они стояли во главе исследования всего Процесса, итогом которого должно было стать полное исчезновение нечто, его последних остатков, тех самых «зазоров», что упрямо отделяли грани кристаллов от идеальной сферы. Ибо с исчезновением зазоров само нечто обращалось в ничто, которое все же сохраняло в себе нечто от нечто, и этот остаток был последней, далее уже не дробимой, Структурой, взрыв которой породил Все. Догадка о ее существовании возникла в ней самой как раз в момент Взрыва, когда Ничто породило Нечто, которое путем долгих метаморфоз – их подсчетом так же занимались Бесстрастные – приняло одну из тех форм, которая обрела способность к самовоспроизведению.
Впрочем, кое-кто, похоже, подозревал, что и все видимое, осязаемое, то, что наши далекие предки определяли странным словечком «материя» – Бесстрастные, натыкаясь на него в вихревом потоке чисел, заходились в приступах коллективной истерии – и есть искомое Ничто, произведенное некоей загадочной Матрицей с целью… Здесь любая мысль или догадка неизменно останавливалась, застывала в зыбкой тревоге подобно слепому, достигшему края пропасти и тыкающему белой тростью в разверзшуюся бездну. Страшнее могло быть лишь представление самого себя, своего тела как призрачного, фантомного образования, структурой, алгоритмом, короче, всем, чем угодно, только не реальной плотью, окруженной такими же, как сказал один из наших далеких предков, «пузырями Земли». Белые как могли боролись с этими атавизмами, сканировали яйцеклетки в матках, проникновение сперматозоидов в моменты экспериментальных коитусов, но молекулярные структуры и их тончайшие связи порой все же оставались за пределами разрешающей способности сканеров, и «ошибка», раз возникнув, множилась в геометрической прогрессии и распознавалась лишь в момент, когда ее носитель вдруг словно пробуждался от сна.