Мы идём по улице – обе горды собой и друг другом, и улыбаемся. Да, представьте, собаки тоже умеют улыбаться!
Вижу друзей, бегущих навстречу, вместе мы заворачиваем на пустырь под горой. Случайных прохожих здесь нет, и я отцепляю карабин. Мишка держит за пазухой мяч, громко выкрикивая слова считалочки: звучит последнее – и мы бросаемся кто куда. Лохматое облако звонко лает и пытается догнать сразу и мяч, и нас. Мы захлебываемся хохотом, падаем на изумрудную мягкую траву, и длинный язык щедро облизывает наши загорелые лица.
В попытке перевести дух поднимаю глаза на линию горизонта: со склона, опираясь на толстую палку, спускается старичок. Я знаю его: в детстве покалечился, и это отразилось на рассудке – почти не говорит, больше общается звуками. А ещё он пастух – водит козье стадо по полям и лугам. В голове мелькает что-то, и я уже, с поводком в одной руке и с кепкой в другой, кричу:
– Лайма, ко мне! – она и ухом не ведёт, трусит к нему – пушистый хвост развевается на ветру опахалом. Бегу со всех ног за ней, и тут, будто в замедленной съёмке, вижу, как он заносит руку над её головой – хочет погладить. Я обмираю от страха: собак этой породы, даже очень добрых и воспитанных, ни в коем случае нельзя гладить по голове, там нервы у них, папа рассказывал…
– Нельзя!… – ору не своим голосом и лечу к ним. – Не троньте её-о!
Слишком поздно. Раздается грозный, почти львиный рев, и я вижу кровь, много красной-красной крови. Ненавижу этот цвет с детства.
Пастух прижимает раненую руку к груди и глухо стонет. Поднимаю с земли длинную хворостину и замахиваюсь на собаку:
– У, негодная! – ветка, протяжно вжикнув, разрезает воздух. – Плохая, плохая! – негнущимся пальцами прицепляю поводок. Лайма грозно рычит, крутит мордой. В меня вселяется решимость:
– Мишка, Вань! – мальчишки уже рядом.
– Эх, и сильно прокусила!
– Вообще, смотри, тут уже лужа натекла!
– Хватит болтать! – командую я. – Ведите его к бабе Рае, быстро!
Ванька в шестом классе, Мишка, как я, в третьем, но оба высокие и крепкие. Покидают поле боя медленно: мужчина шатается от слабости. Козы нервно семенят за ними – со стороны посмотреть – странная процессия!
Маленькая Наташа плачет: ей только четыре, Ксеня пытается успокоить малышку:
– Лайма хорошая, просто чужих не любит, не плачь! Манька! – я поднимаю голову. – Вот это ты храбрая, а! Я бы сразу растерялась, рот открыла!