– Красивый перстень, ― как-то слишком холодно произнёс он. ― Любимое украшение? Вижу на тебе в третий раз.
Я не сразу поняла, что речь идёт о моём кольце.
– Это подарок профессора, ― кивнула я. ― Для меня это что-то вроде оберега, талисмана.
– Оберег, ― Влад усмехнулся. ― Веришь в такие вещи?
– Верю. А ты, как понимаю, ― нет? ― мне не нравился этот насмешливо-скептический тон.
– А я, как ты правильно понимаешь, ― нет. Итак, ― объявил он, ― действие второе, сцена первая: те же и облечённый праведным гневом Шиманский!
– Что???
Но объяснять Владу не пришлось: через миг моё внимание привлёк сердитый хрипловатый оклик. Непонятно откуда взявшийся тут профессор надвигался на нас с несвойственной ему поспешностью, на ходу извергая цензурные, но оттого не менее обидные ругательства.
– Я лучше пойду! ― шепнул Влад и действительно развернулся и пошёл прочь.
Дальше всё было похожим на неприятный сон: Влад ушёл, бросив меня на растерзание разъярённому крёстному, и последний буквально силком, едва не вывихнув мне руку, уволок с набережной «глупое, легкомысленное создание, за которым нужен глаз да глаз!», затолкал в свой Мерс и повёз домой. Всю дорогу он читал какие-то невнятные, но дико гневные нотации, обзывая меня то желторотой дурочкой, то слабомыслящей малолеткой. Однако, в чём же, собственно, состоит моя вина, ― так и не сказал. Я терпеливо молчала, не желая злить его ещё больше и тем самым подвергать наши жизни опасности: как выяснилось, под воздействием эмоций мой крёстный забывает правила дорожного движения. Но когда мы наконец доехали до дома и вышли из машины, то я потребовала объяснений. И тут Шиманский взбеленился пуще прежнего. О сцене, разыгранной им во дворе нашего дома, даже вспоминать не хочется ― такого безобразного скандала мне ещё никто никогда не закатывал. Ужасно стыдно перед соседями ― в отличие от Влада, профессор не заботился о покое прочих, и его хриплым крикам внимала вся округа. Мои попытки призвать профессора к порядку ничем не увенчались, и, устав от его яростных угроз, я просто молча скрылась в подъезде. К счастью, у крёстного хватило уму-разуму не направляться следом. А из полетевших мне вдогонку бессвязных выкриков я поняла лишь, что всё будет рассказано маме, и отныне мне непозволительно выходить из дому после шести вечера.