– Девочки, а почему вы на танцы не ходите?
– Потому что вы нас не приглашаете.
Не говорить же, что их не пускают, что Лидия Захаровна – нянька-мамка-воспитатель – солдатиков иначе как извергами и не зовет. И что, не дай бог, если прознает она про эту встречу, с первым же теплоходом отправит их в училище, а там еще посмотрят – нужны ли стране такие вот педагоги, распущенные личности… И поди потом доказывай, что от одного изверга ну просто нет никакой возможности оторвать взгляд, а второй, смуглый красавец, ужас-то какой, уже держит Ритку за руку, что-то нашептывая в ее порозовевшее ушко. Боже, а это-то что? Ее, Нелку Земляникину, обнимают за талию? Да она сейчас… Но что это – нет никакой силы пошевелиться, руки-ноги не слушаются, сердце обморочно умирает, губы пересохли, а в глазах пляшут бесенята. Так вот они какие, изверги эти…
– Придете?
– Не знаем…
– А если желаете, пойдем вечером на берег? Костер разведем и будем под гитару петь до утра.
– Жела-аем!
– Будет – закачаешься!
Жорка слова выговаривает протяжно, с нажимом на букву «о» – получается как-то странно, необычно, красиво.
– Вы еще не курите?
– Ну что вы! – в голос, одновременно, возмутились они.
– Хотите попробовать?
А ведь и в самом деле изверги, хотя на вид о них этого никак не скажешь. И шустрые какие, прямо оторопь берет… Пальцы-то его уже где – под самую грудь процарапались. Ух, гад ползучий!
– А ну, убери руку! – опомнилась Нелли. – Чего распускаешь-то?
– Неллочка, успокойся, я же для страховки, – ничуть не смутился Жорка, медленно убирая руку. – У нас по технике безопасности вообще на площадку посторонним нельзя выходить, а уж без ремня страховочного – и подавно. Правда, Коваль?
– Законно, – вмиг отвечает Коваль.
Хорошо они этот номер отрепетировали.
– Тогда пошли вниз… Хватит здесь торчать, тем более – без ремней страховочных.
А если честно – уходить не хотелось. Так бы стоять и стоять над великой рекой, оглядывая бесконечную марь, которая вдруг оказалась не такой уж и бесконечной с тридцатиметровой высоты, широкую просеку и телеграфные столбы, таинственно уходящие за перевал. Так бы стоять и вечно чувствовать беспокойное присутствие белоголового Жорки, который вот-вот опять может лапнуть за бок, а ей почему-то не противно от этой мысли, совсем не противно, а радостно и тревожно… А Ритка? Притихла и Ритка. Стоит и терпит грубое прикосновение к сухопарой ноге кирзового сапога Коваля. Вот это попались они, вот это влетели – без веревок, а связаны, не в клетке – а не улетишь…