Я сама не очень понимала, где все это в моей голове хранилось, но при первом же запросе непроизвольно всплывало само собой.
– Уже лучше, – одобрила химичка, перемещаясь наконец к доске и хватаясь за мел.
– Слышь, жирная, – в наступившей тишине издевательский голос Дубенко прозвучал на редкость гнусно. – У тебя как с когезией?
Все тут же заржали, и Марина Олеговна строго обернулась. Однако действия ее взгляда хватило на пару секунд.
– Так как насчет прочности тела? – подхватил шутку Зинкевич, как только она вернулась к своей схеме на доске.
Эля тихонько приникла к моему уху:
– Просто улыбнись, сделай веселое лицо, и им будет уже неинтересно.
– Не хочу, – я закрыла уши ладонями.
– Ну и зря, – она осуждающе отстранилась. – Сейчас начнется.
Формально Эля все еще оставалась на моей стороне, хотя я точно знала, что она стыдится нашей дружбы.
– Че за игнор, жирная? – подключился Тарасов.
– Задумалась насчет способности противостоять внешнему воздействию, – встряла Савельева, которая из кожи вон лезла, чтобы выпендриться перед Дубенко и его компанией.
– Давай мы тебя протестируем, – не унимался тот.
– Испытаем, – поддакнул Тарасов.
– У нее теперь без жира прочность уменьшилась, – сострила Савельева.
Сев на своего любимого конька, отказываться от развлечения они не собирались. Я уже два года как не была не то что жирной, а даже толстой или полной. Я была худее Эли и Савельевой, но называть меня так они все равно продолжали, потому что когда-то это расстраивало меня до слез.
Дубенко перевели в десятый класс из-за мамы – сотрудницы районного отделения полиции. Учился он плохо, а вел себя еще хуже. Физически Дубенко был крепким парнем, но на лицо некрасивый: прыщавый, широконосый, с вечно припухшими близко посаженными глазами и низким, хмурым лбом. И все же благодаря авторитету местные девчонки выстраивались в очередь за его вниманием, а Зинкевич и Тарасов изо всех сил старались выслужиться перед ним.
Зинкевич напоминал глупую, беснующуюся и рвущуюся с поводка собаку. Тарасов же особенно поражал отсутствием каких-либо признаков воспитания и интеллекта.
Всеобщий глум на тему меня и когезии разгорался. В спину несколько раз что-то кинули, а обзывательства становились все грубее. Марина Олеговна, как и я, старалась сделать вид, что ничего не происходит.