Рейхсфюрер замолчал и выжидательно посмотрел на своего зама.
Гейдрих еще более вытянулся и, как всегда, когда обращался к Гиммлеру, помня о той «своей» папке в сейфе у шефа, подобострастно произнес вместо обычного обращения «рейхсфюрер»:
– Герр рейхсфюрер, все отлично понял! Вы получаете полную информацию о будущих переговорах и по судетскому вопросу, и с русскими. Что говорят, – на секунду замолчал, улыбнувшись, что с ним бывало редко, продолжил, – и то, что думают военные, находясь рядом с фюрером. Но об этом сотруднике и что он собой представляет, о его задачах, вы обязательно лично доложите и согласуйте с фюрером. Ему надо объяснить, что рядом с ним будет находиться офицер, стопроцентный ариец, – при последних словах лицо группенфюрера напряглось – еле заметно, но рейхсфюрер это заметил, а Гейдрих продолжил: – Если потребуется, фюрер на него в любой момент может положиться. Предлагаю нашего опытного сотрудника, владеющего несколькими европейскими языками, вдобавок еще и русским, что пригодится в Москве, если мы отправим его туда вместе с делегацией Министерства иностранных дел.
– Кто же этот офицер, как долго служит в СД? Присаживайтесь группенфюрер, – проговорил Гиммлер, вопросительно смотря на своего зама.
Гейдрих сел на стул рядом со столом рейхсфюрера, выпрямился на нем, плотно прижав свою спину к спинке стула.
– Служит он в управлении Олендорфа. Сейчас откомандирован во Францию, в нашу резидентуру. Работает по позициям западных стран в отношении Судет. Моя кандидатура – Ойген Шварц, выпускник Кенигсбергского университета. Окончил факультет политических наук и одновременно ходил на лекции по философии, также учился в России на пилота в Липецкой летной школе, но не полностью прошел курс обучения. Так как вы знаете, фюрер с приходом к власти свернул сотрудничество в военной сфере между Германией и Советами. После возвращения в фатерланд через наш кадровый отдел по поиску сотрудников был принят в СД и служит уже около семи лет. Имеет звание гауптштурмфюрер. Он принимал некоторое участие в той же Франции в работе с русской эмиграцией. Во время операции по дискредитации в глазах Сталина Тухачевского, что, в конечном счете, привило маршала на эшафот.
Гиммлер внимательно выслушал своего зама, взял со стола зеленый карандаш, которым подписывал положительные резолюции на документах и сделал какую-то отметку в журнале, лежащем перед ним. Затем, покрутив карандаш тонкими пальцами, спросил: