Глава пятая
Совещание на «Ближней» даче Сталина
В один августовский вечер тридцать девятого года, на Яблочный Спас, в окруженной двойным пятиметровым забором «Ближней», или, как ее еще называли те, кто там часто бывал, из-за цвета, в который было покрашено здание, «Зеленой», в большом зале вокруг стола совещаний собрались члены политбюро, которых пригласил, а точнее сказать, вызвал Сталин.
Он не спеша прохаживался вдоль стола, за которым сидели его, как в народе называли их, «соратники». Вождь посматривал на них, как бы оценивая реакцию собравшихся на его высказывания. А те внимательно слушали и, глядя на вождя, поворачивали головы вслед за его передвижениями. Сталин попыхивал трубкой, и по комнате разливался ароматный запах табака «Герцеговина флор», и рассуждал вслух:
– Давайте, товарищи, предположим, что мы сейчас подпишем договор о взаимопомощи и с Англией, и Францией.
А надо отметить, что в это самое время в Москве находилась совместная делегация этих стран, якобы прибывшая для заключения договора наподобие того, что предлагала Советскому Союзу Германия. Но группа чиновников этих стран состояла из второстепенных представителей правительств, не имевших никаких полномочий для подписания даже малозначимых документов и не спеша приплывших в Россию на грузопассажирском пароходе.
– Предположим, если случится чудо и эти делегации получат добро от своих правительств на подписание с нами договора о дружбе и взаимопомощи, то немцы откажутся ли от претензий к Польше? Или сразу начнут переговоры с Англией и Францией о разделе сфер влияния? – рассуждая, не спеша проговорил вождь. – Если это произойдет, то в этом случае Запад может пойти на уступки Германии, как это произошло в Мюнхене при разделе Чехословакии. По сути дела, сговор Германии, Англии и Франции в Мюнхене был направлен не только против Чехословакии. Если внимательно, по-большевистски заглянуть несколько вперед, то в первую очередь он нацелен и против СССР, а нам это абсолютно не нужно, а для нас такое дело очень опасно.
Сталин остановился возле небольшого столика с пепельницей, выбил погасшую трубку. Затем не спеша взял из лежащей здесь же открытой коробки «Герцеговины флор» несколько папирос, разломал их, аккуратно высыпав табак на вощеную бумагу из коробки и, небольшими порциями уминая пальцами табак, набил трубку. И, оглядев присутствующих, чиркнул спичкой о коробок, который он достал из кармана довольно помятых брюк, и раскурил трубку.