— Восемьдесят девять миллиардов?! Ужас! — воскликнул Хайнц с
искренним сочувствием. — Да у вас же адские условия труда! У вас
есть профсоюз? Или хотя бы оплачиваемые больничные? Вас же
совершенно не щадить! Нужно бороться за свои права! Уф, докатиться,
хотеть стать тираном, а теперь ишь, как заговорить.
— Это… неожиданно мило, — Ира на мгновение приподняла бровь. —
Но я бессмертная сущность, концептуальное воплощение аспекта
вселенной. Мне не нужен профсоюз. А вот тебе нужно выбрать
карточку. Быстрее.
Хайнц вздохнул и неуверенно протянул руку к картам. Они слегка
вибрировали и светились. Он наугад вытянул одну. Изображение на ней
прояснилось: стилизованная фигурка человека, рядом с которой стояли
две его точные, но серые копии. Внизу витиеватым шрифтом было
написано: «Способность создавать материальных клонов. Клоны
способны выполнять только четко сформулированные, прямые команды,
полностью лишены собственного разума, воли и инициативы. Исчезают
при получении критического урона или по команде создателя».
Лицо Хайнца просияло. — О! Так это же почти как мои
стажеры-помощники в лаборатории! Только эти, наверное, не будут
постоянно жаловаться на низкую зарплату или точнее её отсутствие, а
чего они вообще хотеть я злой ученый, мы не платить стажерам, да
даже в ОБКА не платить, а я - тихий стон от богини- ой простить
меня. Я беру!
— Принято, — кивнула Ира, поднимаясь. — Начальная загрузка
информации… сейчас. Будет немного щекотно. Отправляйся. И… — Она
набрала воздуха и на одном дыхании выпалила: — Одолей его наш
славный герой мы рассчитываем на тебя судьба мира в твоих руках не
подведи нас свет надежды бла-бла-бла и прочее прочее удачи!
Прежде чем Хайнц успел что-либо ответить или хотя бы осознать
начавшуюся пульсацию в висках, его тело окутало яркое сияние, и мир
вокруг сжался в одну точку.
ПУФ. (К счастью, не тот самый «пуф»).
Ощущение сжатия сменилось резким толчком, и Хайнц Фуфелшмертц
обнаружил себя… на четвереньках. В грязи. Опять. Но на этот раз
грязь была другой – сухой, пыльной, пахнущей не болотом, а чем-то
кислым, вроде протухших овощей, и еще чем-то
неопределенно-городским.
Он поднял голову, отряхивая свой вновь испачканный (да сколько
можно?!) лабораторный халат. Он находился в узком, темном переулке
между двумя высокими, покосившимися зданиями из грубого камня и
темного дерева. Где-то вдалеке слышался гул толпы, крики торговцев,
ржание лошадей и лязг металла. Воздух был наполнен смесью запахов:
свежий хлеб, навоз, жареное мясо, дешевое пиво и немытые тела.