За последние полтора года Тавра вытянулась и похудела, её плечи и коленки заострились, и, если бы не платья, в которые её одевала Динамия, издали её можно было принять за мальчишку. И всё же нельзя было не заметить, как угловатость её фигуры постепенно превращается в хрупкое изящество, а порывистые движения становятся более плавными.
Длинные загнутые ресницы резче бросали тень на её золотистую кожу; чёрно-синие глаза продолговатого разреза казались ещё более глубокими, бездонными. Но Динамия, наблюдавшая взросление своей подопечной, видела, что эти глаза никогда не улыбаются: словно в них притаилось что-то неведомое, ощетинившееся и дикое.
Благодаря опеке госпожи Динамии, которая с первого дня занялась её воспитанием, Тавра не чувствовала себя рабыней. Девочка с радостью постигала азы грамоты, изучая чужой язык, училась писать и считать, а долгими зимними вечерами – прясть и вышивать. Оставаясь с ней с глазу на глаз, госпожа Динамия учила её также благородным манерам – как было принято в знатных фарнабских семьях.
Войдя в таблин, Тавра чуть склонила голову и сказала:
- Приветствую тебя, госпожа!
- Я рада тебя видеть, Тавра, – с этими словами, произнесёнными мягким грудным голосом, Динамия жестом пригласила девочку занять место за столом.
А сама снова склонилась над развёрнутым свитком. На её бледном лице, с тонкими благородными чертами, застыло сосредоточенное выражение.
Жители Фарнабии отзывались о жене стратига как об образце истинной супруги достойного человека. Динамия любила свою семью, примерно вела домашнее хозяйство, посещала церковь, но большую часть досуга и всю душевную энергию она отдавала книгам.
Восхищение красотой госпожи, которая поразила Тавру в тот день, когда она потеряла свою свободу, со временем нисколько не уменьшилось. Лишь недавно девочка узнала, что Динамия страдает неизлечимым недугом – и ей было странно видеть это прекрасное лицо с печатью неодолимой обречённости.
Тавра относилась к своей благодетельнице с уважением и теплотой. Но в памяти остался родной образ матери, которая убаюкивала её на коленях, ласковой рукой заплетала ей косы и тихим голосом пела ей песни.
Тавра подошла к небольшому треугольном столу, стоявшему у книжного шкафа, где хранились заключённые в футляры папирусы. Привычно уселась и, в ожидании взглянув на свою госпожу, приготовилась к занятию.