Словно желая подтвердить, что доверяет девочке, жеребец позволил ей обвить свою шею одной рукой, тогда как другой рукой она взялась за узду.
Стефан не успел и глазом моргнуть, как Тавра, ловко запрыгнув на жеребца, пустилась вскачь. Площадь загона хотя и была достаточно просторной, но всё же не позволяла коню развить слишком большую скорость.
Тавра носилась по кругу, наслаждаясь свистом ветра в ушах, и всем, кто на неё смотрел, было ясно, что девочка попала в свою родную стихию. Юная всадница держалась прямо, сжимая ногами верхнюю часть конского туловища, и было невозможно не восхититься её гордой амазонской посадкой. Конь бежал ровной хорошей рысью.
Стефан отвёл глаза от наездницы; где-то в глубине души шевельнулось чувство досады, смешанное с уважением.
Что ж, как бы ему ни было обидно за своё поражение, но пришлось признать очевидное превосходство двенадцатилетней девчонки. Наверное, он был чересчур самоуверен и переоценил свои возможности. Зато Тавра приручила коня легко: будто они давно знали друг друга.
«Это неудивительно», – подумал Стефан, вспомнив рассказы отца о том, что кочевники обучают своих детей верховой езде с трёхлетнего возраста. А когда ребёнку исполняется шесть-семь лет, ему в руки вкладывают лук и колчан со стрелами.
Едва Стефан поднялся, как тут же, застонав от боли, пронзившей левую ногу, снова осел наземь. Боль была резкой и острой, как будто в плоть вонзились сотни раскалённых кинжалов; она была непереносимой. Перед глазами поплыл туман, который, сгустившись, полностью поглотил сознание.
Стефан не видел, как к нему отовсюду бежали слуги; последнее, что он слышал: как заплакала навзрыд его мать и как отец послал за лекарем.
5. Глава 5
Стефан не знал точно, сколько времени прошло с тех пор, как чудовищная боль уложила его в постель. Сознание его то прояснялось на короткое время, то, словно желая смягчить его страдания, снова погружалось в спасительный мрак.
Когда он, проснувшись, открыл глаза, в окно его покоев пробивался розово-пурпурный свет заходящего солнца.
За дверью раздавались голоса.
- Зачем ты пришла? – сердился Фирс, старый слуга, преданный семье стратига как пёс. – Тавра, я уже говорил тебе в прошлый раз и в позапрошлый тоже, что молодому господину необходим покой. У него жар и он по-прежнему страдает от боли.