Только Тавра будто потеряла всякий интерес к окружающему; она слышала разговоры слуг, но не слушала их.
- Как думаете, свадьбу молодого господина перенесут из-за траура по его матери? Или стратигу это невыгодно? Ведь совет коллегии пентархов уже на носу, – сквозь пелену тумана до Тавры донёсся густой голос Агида.
- Я слышал, у ромеев есть такой закон, который позволяет им не придерживаться скорбных дней при крайней необходимости. К примеру, в случае войны или же выборов высших чиновников, – отозвался Нидим, неряшливый старик, помогавший на кухне.
- Мы можем лишь молиться, чтобы это не оказалось правдой, – печально проговорила густобровая прачка Гилара. И прибавила с громким вздохом: – Сдаётся мне, что с молодой госпожой всем нам будет ой как несладко...
- Может, свадьбу и перенесут на какое-то время, но ведь не отменят же совсем, – высказала своё мнение Ия. – Тут уж как ни крути-ни верти, а от судьбы не уйдёшь. Служили мы домине стратиге – послужим и новой хозяйке...
- Послужить-то послужим. Куда нам деваться? Да только такой благодати, какая была при госпоже Динамии, уже никогда не будет, – хмуро ответил Агид.
И, залпом осушив свой кубок, он прибавил со знанием дела, предупреждая:
- Земляк мой – он в доме у Ласкаридов давно конюхом служит – рассказывал мне, что у госпожи Фаусты норов-то тяжёлый, точь-в-точь как у её отца. Взбалмошная, говорит, девица, капризная да на расправу с нашим братом скорая. Для неё невольники что пыль под ногами...
- Зато красавица каких поискать! Под стать нашему господину Стефану, – с восторгом вставила Пирея. – Во всей Фарнабии не сыщешь такой привлекательной и изысканной пары!
У Тавры после этих слов сжалось сердце, будто обручем стиснули грудь, глаза застлали слёзы. Все притихли, думая, что она плачет об умершей госпоже.
«Если бы вы только знали, что творится у меня в душе! – с горечью и болью думала Тавра. – Лучше бы я оказалась на месте доброй Динамии! Зачем мне жить, зная, что своё сердце, свою судьбу Стефан разделил с другой? Без его любви мне не нужны ни воздух, ни пища...»
Стряхнув с себя оцепенение, девушка поднялась и сказала более или менее обычным голосом:
- Пожалуй, я пойду к себе... Устала...
- Иди, Тавра, иди. Мы все очень опечалены постигшей нас утратой, но тебе намного горше, чем нам. Для тебя госпожа Динамия была как мать, – с пониманием откликнулась Гилара, кивая головой.