Устраиваюсь на стуле. Сама себе при этом кажусь слишком неуклюжей, какой-то деревянной.
И неизвестно зачем, начинаю бормотать:
-Понимаете, тогда так неудобно получилось. Я даже не знаю, как вам объяснить... Я не пью. Ну, то есть могу на праздник бокал вина. А в тот день что-то накатило... И перебрала. На работу опоздала. Если бы узнали, то выгнали бы. Я просто не знала, что еще можно сделать!
Чем дольше говорю, тем сильнее краснею. Вообще, зачем я рот открывала?! Написал бы он всё, что нужно, и на этом бы я ушла. Вот какое ему дело до моих проблем?
Даниил Сергеевич во время моей исповеди продолжает что-то писать и печатать.
Когда я заканчиваю свою сумбурную речь, устремляет на меня проницательный взгляд.
-Алевтина, могу я к вам так обращаться?
Утвердительно киваю.
-Алевтина, я в курсе, что жизнь - это то еще испытание. И людям очень часто больно, одиноко, страшно. Но алкоголь - это не панацея. Это путь в пропасть. Это я вам, как врач, говорю. И нет, вы непохожи на пьющего человека, поэтому прекращайте чувствовать себя перед всеми виноватой. Если бы было по-другому, я вас бы даже слушать не стал. Просто...
Он смотрит с явным участием.
-Проблемы нужно решать. Если их решение по каким-то причинам невозможно, то с этим следует смириться. И жить дальше, наслаждаясь этим процессом. Жизнь довольна приятна, если к ней правильно относиться.
Я не ожидала подобных откровений, поэтому всё, что могу сделать - это хлопать ресницами. Даже с ответом не нахожусь.
Даниил Сергеевич склоняется над документами, а уже через несколько минут обращается ко мне.
-Я вам все оформил. Можете идти. И подумайте над тем, о чем я вам только что сказал.
Я снова киваю, ныряю рукой в сумку, вытаскиваю конверт, несмело кладу его на стол.
-Спасибо! - говорю, разлепляя губы, и пулей вылетаю из кабинета.
Тем более, что вслед мне несется грозное:
-Алевтина.... Станиславовна!
Какой бы простофилей я не была, я четко знаю, что миром правят деньги. Именно они, потому что у большинства потребностей человека материальное воплощение. И без денег никуда.
Лишь на первом этаже позволяю себе притормозить. Куда я несусь? Меня никто не догоняет. И деньги я оставила ему правильно. Я Гулиеву никто, чтобы он мне помогал просто так.
Возвращаюсь домой, звоню Сапрыкину, ставлю в известность, что больничный лист я закрыла и завтра выхожу на работу. Он отделывается от меня коротким: "Хорошо". Оставшееся время занимаюсь домашними делами: магазин, готовка, уборка, подготовка одежды на завтра. Так проходит остаток дня. Постепенно жгучий стыд за все случившееся утихает. Все мы время от времени совершаем ошибки. Нужно уметь их себе прощать.