Но я настолько напугана, что начинаю импровизировать, только заслышав его голос.
Захожусь в приступе кашля, молясь всем богам, чтобы это звучало натурально.
- У вас что-то случилось? - не договорив предыдущую фразу, спрашивает мой руководитель.
Получилось?! Гашу в себе радость от того, что вроде бы сообразила, как выкрутиться.
-Михаил Васильевич, я сильно заболела. Извините, что не позвонила утром, но, надеюсь, вы понимаете...
-Алевтина Станиславовна, да, я многое понимаю, но если вы заболели настолько, что не в состоянии прийти на работу, предупредить-то можно было заранее! Хорошо, что это не вчера случилось! А то я не знаю, как бы... Ладно, это все лирика... Не рассиживайтесь там на больничном. И не забудьте его открыть!
Холодный пот от страха бежит по моей спине, я открываю рот, чтобы ответить Сапрыкину, но он уже не слушает, благополучно завершив звонок. Вроде бы обошлось, но как быть с больничным? У меня нет температуры, не болит горло, живот или еще что-то. Только похмелье... Меня раскусит любой врач. Но если я не попытаюсь, меня уволят. Сапрыкин, он такой. Его бесполезно уговаривать и просить войти в положение. Он мгновенно избавляется от тех, кто не выдерживает темп заданной работы или доставляет хоть какие-то проблемы. А у меня, кроме работы, и нет ничего. Да и если отбросить, как выразился Михаил Васильевич "лирику", то в случае, если я лишусь работы, встанет банальнейший вопрос, на что жить. Тут уже не до беспочвенных терзаний, почему объект моей многолетней любви не отвечает мне взаимностью.
Голова принимается лихорадочно соображать, как выкрутиться из создавшегося весьма щекотливого положения. Ничего другого, кроме как вызвать врача на дом и договориться, мне не приходит. На нашем участке работает женщина лет пятидесяти, вроде бы достаточно лояльная, чтобы у меня все получилось.
Набираю номер поликлиники, звонить приходится долго. В конце концов мне отвечают, принимают мой вызов и говорят, что врач будет в течении дня. По опыту знаю, что скорее всего ждать придется долго.
Меня штормит, и я решаю умыться, но зайдя в ванную, мне перед самой собой становится стыдно. Раковина заполнена содержимым моего желудка, которое распространяет вокруг до того тошнотворный запах, что я вылетаю из ванной и забегаю в соседний туалет, где меня выворачивает какой-то слизью в унитаз. Оказывается, я вчера не только пила, но еще и закусывала. Когда рвотные спазмы затихают, сажусь на пол возле унитаза, закрываю крышку и какое-то время тупо сижу, не пытаясь двигаться. Плохой девочкой тоже быть непросто. Под эту неслишком бодрящую мысль кое-как встаю и, натянув резиновые перчатки, привожу раковину в порядок, дверь в ванную оставляю открытой. И окно на кухне открываю тоже, чтобы проветрить. На кухне тоже все плачевно. На столе бардак, пустая бутылка валяется на полу, дверца холодильника закрыта неплотно... Боже мой, неужели это все я? Никогда не буду пить... Это явно не моё. Достаю холодную минералку и, открутив крышку, жадно припадаю к горлышку. Пью, торопясь и большими глотками. Немного утолив жажду, нахожу обезболивающее. Выпив таблетку, делаю себе сладкий чай с лимоном.