– Ты живешь в девятнадцатом веке, видимо. Нынче отмазки вроде «я мужик» не имеют смысла. Все! Отключаюсь. У меня планы на вечер, и ты в них не входишь, – бросаю пренебрежительным тоном.
– Стой! – шипит он, когда я убираю телефон от уха. – Завтра важный прием. Не забыла, надеюсь? Я заеду за тобой в шесть.
Сжимаю с силой мобильный, прожигая взглядом фотку Егора на экране. Каюсь, про прием я реально забыла, и лучше бы мне о нем никто не напоминал. С детства ненавижу эти торжества. Люди, разодетые в брендовые шмотки, приходят поиграть на публику. Девушки хвастаются своими женихами, женщины с гордостью вещают о достижениях мужей или детей. А мужики… Как-то я стала случайным свидетелем измены одного влиятельного бизнесмена: он зажимал молодую официантку в темном закутке, пока его супруга фальшиво улыбалась своим подругам, рассказывая про их будущего ребенка.
Фу! Мерзость!
И раньше как-то прокатывало не ходить, я могла придумать отмазку из серии «надо делать уроки», «приболела», «завтра важная контрольная». Но с возрастом все это перестает работать, и волей-неволей приходится тащиться в это общество гадюк с одной-единственной мыслью: как бы не стать сожранной заживо. Тем более для моего отца такие приемы – важная штука, и он не позволит мне отсидеться дома.
– Нет, приеду сама. Отключаюсь!
Я сбрасываю, пока Егор не успел ничего ответить, и возвращаюсь в ванную. Вода остыла, в комнате теперь не так тепло… Жуков даже такую мелочь смог испортить. Чтоб ему икнулось!
***
На прием к Пресняковым мы едем вдвоем с отцом. Перед этим я с неохотой надеваю лиловое платье в пол с тонкими бретельками и красивым разрезом. На плечи накидываю короткую черную норку, сегодня теплый вечер, но не настолько, чтобы выйти с открытой спиной.
Во дворе нас ждет кортеж с охраной: высокие и мускулистые мужчины, одетые в строгие черные смокинги, подчеркивающие их силу и уверенность. Каждый излучает ауру спокойствия и контроля, словно все бренное им чуждо. И где только отец нашел такую бригаду? Как на подбор. Даже волосы у всех идеально уложены: с пробором на правую сторону, ни одна прядка не выбивается. Они реально какие-то киношные, уж больно суровые и при этом по-мужски привлекательные.
Но кое-кто все-таки выделяется на фоне этой мини-армии отца. Взъерошенные волосы, взгляд не холодный и не пустой, как у остальных, а наоборот, какой-то серьезный, задумчивый. Дима стоит в конце шеренги, держит руки в карманах и покручивает в зубах спичку. Впервые вижу его в белой рубашке, черных чиносах и пиджаке, который придает ему статность. Несколько верхних пуговиц рубашки расстегнуты. Такой вроде бы банальный элемент, а придает Диме озорство – вызов не только армии однотипных охранников отца, но и целому миру. Он словно кричит: я сам себе хозяин и плевать хотел на вас и ваши чертовы правила.