– У мине, в хате, Димитрий, етих дюжить кусучих блох, о которых ты хотел тольки счас мине напомнить, завелося стольки, што хучь отбавляй или бросай семью на произвол судьбы и убегай, к такой матери. Ети зловредныя насекомаи, окончательным образом, мине загрызли до смерти, проклятущие. – В пылу возмущения, за своих многочисленных вшей, которые допели его не меньше, он позабыл вспомнить. – и тут же поспешил предложить, – Давай, наверно, выпьем.
– А не многовато ли будет? – спросил Дмитрий Игнатьевич.
– Мине, Димитрий, штоба ты знал, тольки водачка на ногах держить и душу согреваить.
– Я не знаю, как водочка твою душу греить, но видю, што она твою голову уже перегрела. Поетому и буровишь усякую непотребу. А ишшо говорил, штоба я за тибе держался. Теперича я видю, што подвидешь ты миня, Афоня, под монастырь, штоба я там, уместе с нищими, со своею протянутой рукою, просил милостыню. Так што хватить пить, пора и закругляться. – предложил Дмитрий Игнатьевич, хотя увидел, что в бутылке водочки еще многовато осталось. – и подумал, – Поэтому Афоня насчет его предложения будет явно отказываться до тех пор пока, хотя бы одна бутылка, не опустеет.
Афоня, с пьяных глаз, растерялся и явно не заметил, что в первой бутылке еще осталась водка, поэтому попялся за второй бутылкой.
Дмитрий Игнатьевич, с самого начала встречи с Афоней, приметил, что, как только он подошел и присел рядом с ним, и увидел на столе две бурылки с самогоном, закупоренные кукурузными початками, то глаза у него загорелись, как у истощавшего, со впалыми боками, волка, почуявшего дармовую добычу.
Не теряя время зря и долго нераздумывая, нетерпеливый Афоня, сразу попялся за той бутылкой с самогонкой, которая стояла поближе и явно совращала его, как любителя выпить. Совсем не чувствуя себя здесь чужаком и незваным гостем, он по-хозяйски выдернул зубами кукурузную пробку из бутылки и разлил водку по двум глиняным кружкам. Своему соседу, чтобы он не подумал, что Афоня жадный кацап, налил в его кружку до самых краев и, поднимая свою кружку, поторопился предложить:
– Давай, казак, пожалуй, выпьем. Уже пора приспела, а то водка можить прокиснуть али выдохнуться.
– А за што пить будем? – поинтересовался Дмитрий Игнатьевич.
– Как за што? – удивился Афоня и быстро опрокинул в свой, широко открытый рот, содержимое в кружке, и только после того, как благополучно проглотил ее, скаженную, объяснил, – За удачу в етой проклятой жизни, а больше не за что!