– Это только на их детях ответственность или вообще на всем последующем потомстве? – спросил его Мишаня, хотя про то избиение не рассказывал, истово желая его поскорее забыть.
– В христианском смысле дети – это все потомство. Сколько поколений бы потом ни было. Поэтому евреям особенно важно быть православными. И молиться за упокоение предков. Но опять же тебе говорю – это путь немногих! В любой нации настоящих православных вообще мало. Греки вон тоже… Вроде не чета русским, православная нация. Почти в каждом селе по 10 церквей. Но это просто сельские клубы для мирского общения. А все нации должны канонически – повторяю – канонически неустанно молиться о помиловании своих предков. Ведь предки натворили же делов! – И дедушка делал страшные глаза, как это делают воспитатели с маленькими детьми, уча их осторожности. – Но именно молиться, а не осуждать их. Осуждать проще всего. Но тогда ты мертв, а не жив».
Изнурительно светило яркое июльское солнце. Мишаня случайно увидел свое необычайно рыжее отражение в окне сторожки напротив. Эти отраженные лучи ослепляли и возбуждали его. И тогда еще, в 13 лет, болезнь роста была в полном разгаре. Хотя потом кончилась раньше, чем у других мальчиков.
– Я не хочу быть таким рыжим! – вдруг закричал он. – Я не хочу быть православным, я не хочу быть евреем!
– Шахновский! Довел малыша! Вечно ты со своими занудствами! Не мучай мальчика! – быстро выбежала из церкви Раиса Ивановна. Она была в брюках и без косынки и заходила в церковь исключительно как иностранный турист. И добавила загадочную фразу. – А вообще-то евреем, Мишка, оставайся. Пригодится потом, чтобы свалить из этой страны. Даже если ты на одну четвертую… Израиль признает…
Эта милейшая пара ставших родными старичков вообще периодически бросала на ходу загадочные фразы.
– Царство небесное нудится, поэтому и я для вас нудный. А родина нам предопределена Отцом небесным, – произносил очередные фразы дед. Но Мишаня на всю жизнь запомнил все эти загадочные и в тоже время дежурно-будничные, действительно немного нудные и прозаические слова, даже буквально. И через 12 лет, уже будучи во Франции в этом неуютном лагере для беженцев, он каждый день вспоминал споры деда Гриши со своей половиной. Дело в том, что она усиленно звала его в Германию или Израиль, настаивала на том, чтобы он поскорее со своей пятой графой «слазил куда надо и получил вызов».