Роберт слишком резко взял меню и раскрыл его, едва не порвав. Он так и не поздоровался с одноклассницей, продолжая ее игнорировать.
Но вот настал момент искаженной истины: официант подошел и поинтересовался, какие напитки принести.
У меня от сожаления во рту пересохло. Очень не хотелось оскорблять человека. Но пришлось набрать побольше воздуха в легкие и выдать заготовленную фразу:
– Замените мне бокал.
Я понадеялась, что официант молча выполнит требование, но тот, естественно, поинтересовался, в чем заключается недовольство.
– Нищеброд, вот вы кто, поэтому и отпечатков на бокале не видите. У вас дома, наверное, только глиняные кружки, как в Средневековье.
Официант разволновался, униженный, но выдавил улыбку, извинился и молча унес бокал.
Мои щеки налились горячим румянцем. Но я специально заштукатурила их своим лучшим тональником, под которым кожа могла хоть позеленеть, все равно не заметно.
На меня уставились все. Первым заговорил Роберт:
– Не понял. А что случилось? – Голос у него был низкий, глубокий и участливый.
– Ничего, все прекрасно. Только жизнь – дерьмо, и официанты своей работы не знают.
Боря застыл на пару мгновений, потом подвинулся ближе к сестре и с наигранным весельем поинтересовался:
– Юла, ты выбрала, что будешь заказывать?
Меньше всего та походила на юлу. Она сидела неподвижно, будто закованная в невидимые кандалы. Девочка робко кивнула и ткнула пальцем в строчку меню.
– Родители попросили сестру из школы забрать сегодня, у нее до репетиции еще два часа.
Ну вот. Значит, Боря почувствовал себя не в своей тарелке, раз начал оправдываться.
– Чаевых не оставлю, – выпалила я, задыхаясь.
– Ты точно в порядке? – уточнил брат, а я потянулась к сумочке, порылась в ней и воскликнула:
– Кто украл мои деньги?! Ни карточек, ни налички. Боря!
Тот аж подпрыгнул на месте. Его карие, почти черные от гнева глаза под мелированной челкой недобро загорелись.
– Что, Франциска?
– Ты сидел рядом со мной, а потом передвинулся. Ты украл мои деньги!
Боря медленно поднялся, достал из своей сумки документы и бросил их на стол.
– Я сыт. Юла, мы уходим. А ты, Уварова, позвони мне, когда успокоишься. Но разговаривать с тобой я буду только после того, как извинишься.
Мне хотелось плакать. Боря никогда раньше не обращался ко мне по фамилии. Дурной знак.