– Что скажешь? – голос Гелы подозрительно дрожал.
– Зачем ты это делаешь? – тихо спросила Майко.
– Что именно? Ты что думаешь, – дошло до Гелы, – что я сама это сделала?
Изумление Гелы было натуральным. И несмотря на то, что у Гелы было своеобразное представление о хорошем и плохом, Майко все-таки верила, что на подобные сумасшедшие поступки Гела не способна. Или способна?
Гела тем временем, плеснув себе коньяку, умело выпила его и протянула рюмку Майко. Та не сопротивлялась. Тепло моментально разлилось по телу. И произошедшее не казалось уже таким пугающе странным.
– Ты знаешь, я пойду, пожалуй.
Майко встала:
– Я не знаю, что сказать.
– Майка, – Гела вцепилась ей в рукав. – Меня хотят свести с ума. Ты это понимаешь?
– Кто? Враги? Интервенты? – вяло поинтересовалась Майко.
– Не знаю! Но кто-то же должен был это все подстроить.
– У кого есть ключ от твоей квартиры?
– Ни у кого.
– Хорошо. Спрошу иначе. Этот новый …как его? Миша?
– Паша.
– Паша ночевал у тебя?
– Ну, да. Что же нам в машине встречаться?
– Я сейчас не о моральной стороне вопроса. Вот и подумай, зачем ему твой ключ и зачем ему сводить тебя с ума.
Издательство по-прежнему не просто не отвечало, а подозрительно молчало. И Майко решила поехать туда сама. Погруженная в мысли о происходящих странностях, Майко пересаживалась с поезда на поезд. Ее станция временно была закрыта, и Майко вынуждена была добираться окольными путями.
Она думала о словах Марата и не видела разумного объяснения. Вдруг Майко остановилась как вкопанная. На нее тут же налетели сзади, раздались возмущенные возгласы, но Майко не реагировала. Здания, дорогу к которому, ей казалось, она довольно хорошо знала, не оказалось. Ну, то есть дома были, вполне узнаваемые. Но здание, в котором размещалось издательство, исчезло. Не было и таблички. Не хватало еще заблудиться! Или у меня начались провалы в памяти? Майко вернулась и прошла по другому переулку. На всякий случай она еще раз позвонила.
– Неправильно набран номер, – любезно равнодушно сообщил женский голос.
Первой мыслью было позвонить Марату. Но Майко передумала: «Что я ему скажу? Привет, Марат. Ты знаешь, пропало здание издательства вместе с издателем кстати». Тут никакие дружеские отношения не помогут. Майко никогда не курила, но сейчас ей отчаянно захотелось это сделать. Сама не зная зачем, она открыла сумку и вдруг увидела белый прямоугольник бумаги. «Геннадий Михайлович Ольшанский». Вот, пожалуй, с кем она могла поговорить.